Пapamonoff in Pictures

Обессиленную артистку отвели за шторку, и удовлетворенная публика уселась на топчан, обсуждая пережитое. Тим, со все еще шальными глазами, пошел заказать в баре водки.

— Единственная баба, которая может так кончать! — переведя дух сказал один из наших соседей.

Мне вдруг стало неуютно в этом исключительно мужском обществе, обсуждающем женщин.

— Ты что ж никогда не видел, как бабы кончают? — крикнули с другого конца зала.

— Да, видел, тока теперь думаю, что это брехня…

Я поискала глазами моего спутника, но он словно провалился, и я решила, что он пошел освежиться в туалетную комнату, ведь и его не оставили равнодушным Глафирины прелести. Делать здесь мне было больше нечего, пора потихоньку сматываться.

— Не циклись на Глашке, она уже по нормальному и не сможет с такой-то лоханью, — сказал кто-то рядом. — Навеки Жоркиной клиенткой будет.

Притянув к себе брошенную в пылу ажиотажа сумочку, я начала отступление.

— А мне вот интересно… Как у Жорки с Глашкой получается, мы видели, а как у него другая бабенка заголосит? А?

— А это мы сейчас посмотрим, — голос говорившего приобрел странные нотки.

— Это как же?

— А вот так! — сказал мужик и цепко схватил меня за руку. — Жорку зови, шоу маст го он!

Я завизжала так, что будь здесь окна, то в них бы треснули стекла.

глава 6

Была в нашей газете рубрика «Калейдоскоп событий», так вот этот калейдоскоп я ощутила на себе. Максимовский, услышавший мои жуткие вопли в притоне, тут же позвонил знакомой бригаде омоновцев, мало того, стал ломиться внутрь и грозить охране, упоминая притом, что задерживаемая ими гражданка очень известная в узких кругах журналистка. Когда начался весь этот шум, меня втолкнули в маленькую комнатку, и заперли, как оказалось, в гримерке, вместе с уже одевшейся Глафирой и еще какой-то девицей. Артистки с интересом смотрели на меня, видно редко бывали женщины на их специфических представлениях. Потом за дверью зашумели, раздался грохот падающей мебели, мат задержанной публики, и крики омоновцев. Наконец, дверь выбили, и я увидела бледного, несмотря на загар, Максимовского. Роман схватил меня, тряс, спрашивая:

— Цела? Они тебя не тронули? Травмы есть? Да что ты молчишь?!

От шока я онемела, даже не могла ничего сказать, только разводила руками и мотала головой.

Потом нас долго держали в отделении, выясняли, какого черта меня понесло в этот подвал. Пришлось сослаться на расследование, и предъявить журналистское удостоверение. Макс все время был около меня, принес водички, держал за руку. Тима я так и не видела, поэтому не знала, задержали его или нет.

Когда же нас отпустили, Максимовский не разрешил мне ехать домой, привез к себе.

— Тебе одной нельзя, — объяснил он, — да и ехать к подружке тоже. Пришлось бы ей рассказать все, а это под запретом, так что твоей подружкой сегодня буду я. А завтра, утречком, в редакцию — отчитаемся, потом статейку набросаем, пока Плавный одобряет анонс.

И я согласилась. Приехали, выпили вина, Роман настоял, сказал надо стресс снять. Я сразу вспомнила свой сон, потом события произошедшие ночью, от запоздалого страха меня замутило, оказывается, все это время я находилась в шоке и только сейчас осознала то, что мне угрожало. Меня рвало в ванной комнате, а Максимовский стучал в дверь и требовал, чтобы я открыла, потом требования сменились просьбами и ласковыми уговорами. Я умылась, приняла душ и вышла к не на шутку встревоженному напарнику в естественном обличье — без следа косметики, влажными, собранными в хвост волосами, и в белом, обернутом вокруг тела полотенце.

— Ну, наконец-то! — Макс подхватил меня на руки, и понес в заранее приготовленную постель. В этой ситуации наше сближение было чем-то само собой разумеющимся, как будто по-другому и быть не могло. Мы скрепляли наш союз сумасшедшими объятиями, горячими поцелуями и нежными ласками.

Проснулась я резко, чьи-то руки обнимали меня, но глаз не открыла, прислушиваясь к чужому частому дыханию. Роман прижал меня к себе, обнаруживая свое желание. Ну, вот и добилась, дорогая, теперь ты возглавляешь список Максимовского.

Выпив приготовленный заботливым Романом кофе, я заявила, что мне необходимо переодеться — не могу же я появиться в мега-холдинге в одежде, не предназначенной для рабочего дня. Мы подъехали к дому в одиннадцать часов утра, еще не было слишком жарко, и местные старушки, сидевшие на скамейке, с любопытством рассматривали моего кавалера. Я попросила Максимовского подождать меня в машине, но нет, поплелся за мной, теперь весь дом будет знать, что «воображала Парамонова, из второго подъезда» встречается сразу с двумя парнями.

Недолго повозившись с заедающим замком, мы вошли в квартиру. Я сразу обратила внимание на духоту, хотя, уехав на свидание с Тимом, оставляла открытой балконные окна и дверь. «Может родители приезжали? — подумала я. — Мама боится воров и грозовых ливней, и еще неизвестно, кого больше». Но с другой стороны мои давно бы позвонили, и спросили, почему дочка не приехала домой ночевать.