Para bellum

...Шнейдеры покормили его, сварили ко­фе. Он сидел, курил и ждал. Как о чем-то очень далеком, вспомнил о Дорис, о том, что они давно уже должны были сидеть в кино. Но он не мог сейчас думать об этом.

Ганс явился без четверти десять, один: Альдона, найдя в кафе матушку Луизу и устроив ее у знакомых, осталась в больнице смотреть за Маргаритой. Гай предло­жил ему пожевать что-нибудь, но Ганс толь­ко проглотил чашку кофейной холодной гущи, закурил и стал рассказывать о том, чего Гай не видел и не знал, но что он как врач представлял себе с отчетливо­стью очевидца.

Сначала квартира.

Когда они с Альдоной вошли, Маргарита навзничь лежала поперек кровати, ноги на полу. Эсэсовец, штурмфюрер, лежал на по­лу посреди комнаты ничком, раскинув руки и ноги, в правой руке — пистолет. Перламут­ровый револьверчик валялся у кровати — его Ганс заметил, когда уже выходили.

Что там произошло, понять невозможно.

В больнице доктора Пауля поначалу все шло как по нотам. Доктор с Альдоной при­ступили к делу — Альдона могла при не­обходимости быть великолепной хирурги­ческой сестрой. У Маргариты оказалось сквозное пулевое ранение правой стороны грудной клетки. Пуля крупного калибра прошла между седьмым и восьмым реб­рами и вышла под правой лопаткой. Обсле­довав пулевые отверстия, доктор сказал, что операция будет длительная, часа на полтора. Он сделал Маргарите несколько уколов — в вену и в мышцы, потом нала­дил аппарат для переливания крови. Но прежде чем взяться за скальпель и ножни­цы, доктор Пауль сделал странную, на взгляд Ганса, вещь.

Держа свои уже обработанные для опе­рации руки на уровне плеча, он попросил Ганса открыть дверь, ведущую в соседнюю комнату, где было оборудовано нечто вро­де запасной операционной. Там доктор по­казал Гансу на стоявший у стенки длинный предмет — стол не стол, кровать не кро­вать, на очень низких, в карандаш, нож­ках — и велел перенести его в большую операционную. А затем приказал Гансу раз­деться — снять все, кроме кальсон, и оста­ваться в таком виде до конца операции. Ганс попытался протестовать, думая обра­тить все в шутку, но доктор рассердился самым натуральным образом. «А вы не по­думали, что будет, если сюда нагрянет эта вонючая сволочь? — сказал он. — Вы уверены, что они никого не ищут?» Только это их и спасло...

Доктор ушивал рану на груди и соби­рался приступить к ране на спине, когда в приемном покое, — главный вход было приказано запереть, а в приемном дежурил инвалид-санитар, — раздался громкий го­вор.

Доктор, обработав рану, опустил педалью стол, на котором оперировал Маргариту. На прежнем уровне остались торчать четыре металлические трубки. Потом кивнул на ни­зенький стол, принесенный из запаски, и жестами показал Гансу, как надо устано­вить его на эти трубки. А затем Альдона набросила сверху широченную простыню, расправила края, и Маргарита оказалась спрятанной в белом потайном убежище. Ганс уже без приказа, ибо ему наконец стало понятно, для чего доктор раздевал его, — лег на стол, Альдона накрыла его простыней до пояса, уткнула в лицо жест­кий каркас наркозной маски, шепнула: «Ды­ши!», и операционная наполнилась тем строгим и свежим, для всех непривыкаемо знакомым и всегда новым запахом, которым обладает один лишь эфир...

Вошли двое в черных плащах, попросили извинения, один показал жетон гестапо и пожелал взглянуть — только взглянуть, кого оперирует доктор Пауль. Доктор коротко буркнул: «Аппендицит. Только что положи­ли на стол». Гестаповец лицом оперируе­мого не интересовался. Увидев могучий мужской торс, он еще раз извинился, и ге­стаповцы мирно покинули больницу. Док­тор докончил операцию, и Маргариту от­везли на каталке в палату рядом с его ка­бинетом. Все сошло как нельзя лучше, док­тор надеется, что ранение не оставит серь­езных последствий.

Можно было предположить, что, хватив­шись исчезнувшего штурмфюрера и найдя его мертвым, эсэсовцы подняли вверх дном весь дом.

Кто-то из жильцов сообщил им, что из дома унесли на руках бесчувственную жен­щину. Дальнейшее понятно. Необходимо проверить операционные всех берлинских и пригородных больниц, и доктор Пауль — не исключение. В противном случае, то есть если бы гестаповцы действовали нацеленно, имея на подозрении именно его больницу, они бы так просто не ушли.

А вывод из всего этого и радовал, и огорчал. Доктор и его больница по-прежнему вне подозрений — это плюс. Гестапо знает, что убила штурмфюрера женщина, а установить, кто она такая и как ее зовут, им не составит труда, — это очень неприят­ный минус.

Гай мог быть уверен, что Ганс и Альдо­на вместе с доктором укроют Маргариту и позаботятся о ней лучше родных, лучше отца с матерью. Его обязанность — поза­ботиться о ее устройстве и безопасности после выздоровления. И он готов сделать для этого все, на что способен.

Случившееся сильно осложняло сущест­вование и работу его помощникам, но это не пугало. Могло быть и похуже.

Условившись с Гансом о связи на бли­жайшее время, Гай вышел из парикмахер­ской и отправился домой пешком. Мокрого снега он не замечал.