Парадигма греха

– В день своего исчезновения было ли что-нибудь в поведении мальчика необычное?

– Абсолютно ничего, никаких предвестников, – покачал головой Науменко, жена же его сидела, молча, опустив голову. – Вечером мы собирались с женой в кино, а Лёня должен был остаться с маленьким братом.

– Он охотно это делал или, может быть, был недоволен? Ведь многие старшие дети не любят водиться с малышами.

– Нет, к нашему Лёнечке это не относится, – женщина вдруг подняла глаза на Калошина, и тот отметил, что она говорит о сыне в настоящем времени. – Он всегда с удовольствием возится с Герочкой. Если вы думаете, что наш мальчик просто сбежал из дома, то это полная чушь. Лёня очень воспитанный, послушный ребёнок, и… весёлый, – она заплакала и ушла в другую комнату.

– Вы уж простите её, – Науменко вытер ладонью глаза.

– Ну, что вы!.. – Калошин помолчал. – Скажите, ваш Лёня носил пионерский значок?

Науменко недоуменно посмотрел на майора, но, тем не менее, ответил:

– И галстук, и значок… – потом грустно улыбнулся: – готовился уже в комсомол, значок даже купил, любовался им, как ребёнок.

– А где этот значок? – осторожно спросил Калошин.

Науменко задержал дыхание:

– Вы что-то узнали… – и утвердительно качнул головой.

– Вы ошибаетесь, – постарался успокоить его Калошин. – Я только собираю некоторые факты. Для меня, как и для других, исчезновение мальчика пока полная тайна. Так как со значком?

– А вы знаете, его не было, когда Лёня пропал. – Науменко крикнул в комнату: – Валечка, подойди, пожалуйста, на минутку! – женщина вошла, вытирая глаза платком и тихо всхлипывая. – Скажи, ты не находила у Лёни комсомольский значок?

– Он носил его с собой, их же со дня на день должны были принимать в комсомол. Вот он с ним и не расста… – она вдруг споткнулась на полуслове и со страхом спросила: – вы нашли Лёню?

– Нет-нет, я потом объясню вам суть своих вопросов, но пока, простите, не могу, это только догадки. – Калошин поспешил перевести разговор: – С Арбениным у него были хорошие отношения?

– Конечно. По химии он получал одни пятёрки, как, впрочем, и по другим предметам. Только с физкультурой был не в ладах, но физрук у нас очень хороший, говорил, что это просто переходный возраст, потом всё наладится.

– В каких отношениях Лёня был со своими сверстниками, одноклассниками? У него было много друзей?

– Наш сын никогда ни с кем не ссорился по-настоящему, так, небольшие размолвки, и то, кратковременные. И друзей у него было много.

– А если бы что-то случилось серьёзное, он поделился бы с вами?

– Безусловно. Мы всегда всё обсуждали с ним, поэтому, поверьте, тайн у него никаких не было, – Науменко протяжно вздохнул.

– Но у мальчика такой возраст, когда начинается влюблённость…

– Да, Лёне нравилась одна девочка, но он не был безоглядно влюблён. Знаете, как будто, пока приглядывался, прислушивался к своим чувствам. Это мы тоже обсуждали, – мужчина опять вздохнул.

Калошин тоже перевёл дыхание.

– Я вижу, что вы хорошо знаете своего сына, тогда ответьте ещё на один вопрос: мог ли Лёня пойти в лес осенним вечером, один? Ведь его видел старик Ясенев? Так?

– Я и тогда, и сейчас заявляю ответственно, что мой сын никогда не пошел бы в лес, тем более, один. Понимаете, однажды он, будучи ребенком, заблудился, провел в лесу целые сутки. И с той поры страдал гилофобией – боязнью леса. Понимаете? Мы его даже пытались лечить, но пока безрезультатно. Я говорил об этом следователю, но меня никто не слушал и не слышал, всё опиралось на показания старика.

– Как же так? Поразительное бездушие! – Калошин сокрушенно покачал головой. – А ведь это совершенно меняет дело! И старик… Почему он это сказал? Вы сами не пробовали поговорить с ним?

– Представьте, разговаривал, но он заявил, что видел мальчика, как меня, направлявшегося к лесу. И даже описал самого Лёню и его одежду. Вот так!.. – Науменко потянул ворот тенниски, будто задыхаясь. Лицо его заметно побледнело. Калошин опасливо глянул на него, но мужчина успокаивающе махнул рукой.

– Сердце стало пошаливать, – объяснил Науменко, кладя под язык таблетку.

Майор дождался, когда приступ у него закончится, и, ещё раз извинившись, ушел.

Теперь он направился прямиком к дочери старика Ясенева.

– Геннадий?! – Рита Ясенева была крайне удивлена визитом Калошина. – Чем обязана? Что-то случилось? – она отогнала яростно лающего пса, закрыла калитку и приглашающим жестом показала майору на крыльцо. Когда-то, давно, она дружила с Мариной, женой Калошина, когда обе были ещё совсем молоденькими девчонками. После своего замужества Марина редко встречалась со своими подругами, но отношений не прерывала. Поэтому майор много знал о тяжелой жизни Риты: о том, что она потеряла в войну двух малолетних детей, муж её скончался после войны от полученных ран, отец умер в прошлом году. Теперь она воспитывала приемыша – мальчика из детского приюта.

– Рита, вы извините меня за беспокойство: ничего не случилось, просто мне надо с вами поговорить о вашем отце, вернее, о его показаниях, – Калошин легонько дотронулся до руки женщины.