Парадигма греха

Собака, по-прежнему сидевшая по ту сторону калитки, стала повизгивать и переминаться на лапах.

– Что, лохматина, скучаешь? Где же твой хозяин пропадает? – Доронин потрепал пса по холке. Тот лизнул ему руку.

В конце улицы показалась женщина с полной продуктовой сумкой. Лейтенант направился навстречу ей.

– Скажите, вы не знаете Иконникова?

– Петра Петровича? Как же не знаю, мы здесь все уже по многу лет живем, все друг друга знаем, – она переложила сумку в другую руку, а на предложение Доронина помочь, ответила отказом: – Я привычная, не беспокойтесь. Да и идти мне недалеко, вон мой дом, – она показала рукой на флюгер, видневшийся из-за крыши соседнего дома.

– А вы Петра Петровича сегодня не видели? – спросил её Доронин.

– Вчера видела точно! А сегодня?.. – она вдруг остановилась и поставила сумку. – Знаете, а ведь и печь с утра не топилась. Странно… Такого ещё не было… Может быть, заболел?

– А уйти или уехать к кому-нибудь он не мог? – обеспокоенно спросил Доронин.

– Так он только в магазин, больницу и библиотеку ходит. У него никого нет, даже друзей – совершенно одинокий старик. Может быть, зайдём? – женщина вопросительно посмотрела на Василия. – Одна-то я что-то страшусь…

– Пока переждем. Сейчас подойдет наш сотрудник, и тогда решим, – остановил её Доронин.

– Тогда я пока отнесу продукты и подойду, – и соседка заспешила к своему дому.

Старик Иконников лежал возле берёзовой поленницы с огромной раной в голове. Кровь растеклась по его седым волосам, запекшись черными корками. Разлетевшиеся кровавые брызги красными ягодами повисли на белых поленьях.

Шедший впереди Доронин, увидев страшную картину, резко остановился и громко выругался. Повернувшись к следовавшим за ним Воронцову и Жернову, он замахал рукой, показывая, чтобы они остановили соседку, уже спешащую по тропинке к дому.

Но женщина опередила всех. Она оттолкнула Жернова и через плечо Воронцова заглянула под навес с дровами. Увиденное лишило её дара речи: она, охнув, просто осела в сугроб и только хватала открытым ртом воздух.

Через полчаса двор и дом Иконникова заполнились людьми.

После того, как Гулько поработал на кухне, Калошин пригласил туда соседку, которую Карнаухов уже привел в чувство. Рядом с ней топтался её муж, уговаривая пойти домой и лечь. Но она упорно отталкивала его и сама обо всем рассказывала майору, не дожидаясь его вопросов. Но пока в её рассказе присутствовали одни эмоции. Тогда Калошин хмуро сказал:

– Всё, что касается личности убитого, я принял во внимание, спасибо! Но у меня есть к вам конкретные вопросы.

– Всё скажу, спрашивайте! Мы хоть и не особо общались, но все друг у друга на виду, – зачастила опять женщина.

Калошин досадливо поднял руку, останавливая её трескотню:

– Здесь, в доме, вы часто бывали?

– Заходила иногда, муж бывал у него, он скажет, – махнула она головой на стоящего у неё за спиной мужчину.

– На ваш взгляд, здесь ничего не изменилось? Может быть, что-нибудь пропало?

Женщина принялась оглядываться, встала, прошлась по кухне, заглянула в комнату. Потом заглянула за занавеску в углу кухни. Там висела верхняя одежда, и стояли кирзовые сапоги. Соседка перебрала всю одежду и сказала:

– Не вижу пока только его большой сумки, хозяйственной. Она у него приметная: сбоку большой карман красочный. Я всё хотела себе такую, а он шутил, дескать, помру, заберёшь. Помер, а сумки-то и нет! – горестно развела она руками.

– Сержант, посмотри в сенях, – кивнул Калошин стоящему возле двери милиционеру, а сам вновь обратился к женщине: – Топор у него был?

– А как без топора у нас? Был, был! Да вы посмотрите в сарайке-то! – она направилась к двери.

– Мы посмотрим сами, – резко остановил её Калошин. Женщина согласно кивнула и села.

Сержант доложил, что нигде не нашел никакой сумки. Топор, которым, по мнению Карнаухова, мог быть нанесен удар Иконникову, также исчез. А когда Воронцов принес большой яркий лоскут, которым, по словам соседки, оказался карман хозяйственной сумки, отрезанный и выброшенный в сугроб во дворе, стало ясно: топор преступник мог унести с собой именно в этой сумке.

Вошедший в кухню Моршанский с брезгливостью оглядел оторванный карман, на котором были явно видны следы крови.

– Видимо, окровавленным топориком злоумышленник отрезал этот карман. Видишь, не хотел светиться с приметной сумкой. Та-ак, значит, и время у него было для всех этих манипуляций. Не спешил… Как думаешь, майор, почему? – Моршанский повернулся к Калошину.

– Знал, что никто не придет. Да и время было позднее: Карнаухов сказал, что смерть наступила вчера вечером, между десятью и двенадцатью часами. – Майор повернулся к соседке: – Вчера печка у него топилась? Не заметили?

– Топилась, топилась! Ближе к вечеру я выходила во двор и заметила, что у него из трубы шел густой дым: видимо, только затопил.

– А в десять часов вечера он мог выйти за дровами? – спросил Моршанский.

– Так до ночи топим, – соседка посмотрела на мужа, тот кивнул. – Все здесь так делают. И старик тоже.

– Посторонних на улице не видели? Вчера, сегодня? – следователь прохаживался по кухне, заложив руки за спину.