Паракало, или Восемь дней на Афоне

И тут пришла простая мысль: для того, чтобы мы опять пошли по правильному пути, надо взять записки! А посылка уж сама выведет.

Так и вышло! Мы вернулись к опустевшей площадке, где оставляли вещи, надели рюкзаки, прихватили сумку с «доро», и тут же появился монах, который подсказал, куда идти, потом другой возник меж безлюдных улочек монастыря и безмолвно указал на одну из дверей сбоку самого красивого дома.

Мы постучали. Никто нам, разумеемся, не открыл.

Подёргали за ручку и постучали сильнее. Тут Алексей Иванович догадался:

— Молитвами святых отец наших…

— Да вы сильнее ручку нажимайте, — донеслось из-за двери.

Мы оказались в светлой горенке. Чуть дальше уходили вверх и вглубь лесенки и коридорчики, а перед нами стоял высокий монах.

— Ну? — улыбнулся он.

— Вот! — и мы с гордостью выставили сумку с книгами.

— Это отец Никон передал с московского подворья Пантелеимонова монастыря, — я произнёс это, словно вручал верительные грамоты.

— А-а, — снова улыбнулся монах, — это, наверное, книги.

— Ну да, книги для уставщика, но там ещё и другие посылки есть.

— Николай, — позвал монах, — тут тебе книги привезли.

Откуда-то, словно сквозь стену прошёл, появился слегка заспанный молодой монашек и тоже улыбнулся. Раскрывая пачку, он так по-детски обрадовался, что даже стало завидно.

— О! Книги! Хорошо-то как!

Словно нет у них тут книг, одна из самых богатых библиотек Афона, между прочим, находится в Пантелеймоне^[26]

. Это нам к ним за книгами приезжать надо. Но, если честно, то задевала не детская радость монашка, а полное непочитание наших трудов.

— Спаси, Господи, — сказал высокий монах.

Мы не уходили.

— Мы тут всё разберём и передадим.

Мы всё ещё топтались, наконец Алексей Иванович не выдержал и, намекая, что «мы тут сами не местные», начал:

— Мы тут… это… только приехали… в смысле, приплыли… нам бы… это с ночлегом…

— А-а! — ещё больше обрадовался высокий монах. — Это вам в архондарик надо.

— А это где? — спросил я, чтобы не подумали, что мы напрашиваемся к ним в красивый домик.

Монашек открыл дверь, и нам пришлось выйти с ним из светлой горенки. По-прежнему моросил дождик.

— Выйдете за ворота и — прямо.

Ну, мы и пошли.

А чего ты хотел? — то ли Алексей Иванович думал примерно так же, как я, то ли я ворчал вслух. — «Уходишь — счастливо, приходишь — привет!» Нечего из себя героев строить. Книги нам даны были как пропуск. Это не мы их тащили, а они нас. Так-то!

2

Вокруг монастыря стоят три многоэтажные коробки из серого камня, пустыми глазницами окон вызывающие в памяти кадры военной хроники. Два дома, которые стоят у самого моря — пусты. А ведь ещё в начале прошлого века они все были наполнены монахами, какое многолюдье славило Бога — сколько радости здесь было^[27]. Мы сами лишили себя этой радости. И вот мир наш такой же, как эти дома, — вроде и стены есть, можно даже укрыться от дождя и ветра, но радости нет. Пусто.

Третий дом, отделённый от монастыря небольшим садиком, — обитаем и восстанавливается. На первых двух этажах архондарик, что значит «гостиница», а выше идут работы — здание наполняется жизнью.

Войдя, мы сразу наткнулись на вещи прибывших паломников и, приложив наши рюкзаки и общей куче, пошли на доносившиеся негромкие голоса.

Внутреннее строение дома весьма просто: длинный коридор, по обе стороны которого — кельи. А в конце — небольшая комната, в которой два длинных стола, за которыми сидела вновь прибывшая братия и допивала кофе. Большинство уже откушало и толпилось возле небольшого окошечка, похожего на раздаточную. Мы с Алексеем Ивановичем уселись на свободное место за столом. Никто на нас внимания не обращал. Через некоторое время Алексей Иванович определил:

— И тут опоздали.

Я почему-то почувствовал себя виноватым, хотя никак не мог вспомнить, где мы опоздали ещё. Поднялся и пошёл искать кофе. В углу зала была отгорожена небольшая кухонька, там стояли чашечки, лежал разложенный по небольшим вазочками лукум. «Может, у них тут самообслуживание», — подумалось мне, и я чуть было не полез в кухоньку, но тут, слава Богу, позади меня оказался послушник, молодой и тоже улыбающийся.

— Вы садитесь, сейчас я подойду.

Я вернулся и сел напротив Алексея Ивановича, коря теперь себя за суетливость, сцепил руки замком и отвернулся от мира. Тем временем подошёл послушник, Алексей Иванович оживился и стал меня тормошить, возвращая в действительность. А когда я вернулся, то оказался перед новым искушением: мне предлагалась рюмка водки.

Врачи строго-настрого наказали: пить мне нельзя вовсе. Ну, только в самом крайней случае, если уж будет невероятный повод, встреча с президентом, например, где отказаться никак будет нельзя, то чуть-чуть красного сухого вина не смертельно. В чём, кстати, вчера на набережной я и убедился.

Не то чтобы уж очень хотелось выпить, но получалось, что я отказывался от некоего ритуала, от дара, которым принимали гостя.

Никто, конечно, пить меня не заставлял.

Я чуть подождал, но по-прежнему никто не уговаривал, вздохнув, я промямлил:

— Нет-нет, я не могу…