Утро мы обычно отдавали школьным занятиям. Перед отъездом из посёлка я скрепя сердце и игнорируя стенания своей внутренней отличницы перевела Юлиного сына на дистант. В сельской школе он скорее был номинальный и сводился исключительно к тому, что учитель скидывала нам задания по мессенджеру. Весь остальной процесс полностью лёг на мои плечи. Иногда меня посещали сомнения, надо ли мне это вообще? Так сильно выкладываться ради чужого мальчика. Нутро упрямо подсказывало — да, надо. Вот я и выкладывалась, воюя с Пахой по несколько часов в день в надежде помочь ему стать человеком, чему ребёнок всячески сопротивлялся, и в те моменты, когда я уже была готова прибегнуть к совершенно непедагогическим методам, на выручку (а вернее, на мой повышенный тон) приходил Илья. Он предпочитал проводить всё свободное время торча в своём ноутбуке или же вися на телефоне, вечно кого-то строя на расстоянии, временами даже прикрикивая и грозя всеми смертными карами. В эти моменты он становился собранным и грозным, и я в тайне медленно таяла от одного его вида. Всё-таки сложно оспорить тот факт, что самое сексуальное в мужчине — это ум. Правда, я уже потом непременно начинала презирать себя за все эти лирические отступления от намеченного курса на развод.
Так вот. В моменты, когда Пашкино поведение окончательно выходило из-под контроля и мы уже вместе с ним были на грани сжигания учебника по математике, на сцене появлялся Нечаев, который умудрялся усмирять этого чертёнка одним лишь взглядом, после чего садился рядом и тратил целый час на то, чтобы научить ребёнка складывать столбиком.
А по вечерам весь дом погружался в странное оцепенение, когда патовость нашей ситуации становилась наиболее очевидна. Молчала я. Молчал Илья. Даже Паха, казалось, старался издавать как можно меньше звуков, затихая в своей комнате, обложившись игрушками.
Я пряталась за книгами, делая вид, что крайне увлечена чтением, но отчего-то каждый раз выбирала просторную гостиную, а Нечаев же упорно находил повод очутиться рядом, разжигая камин, работая за ноутбуком или же просматривая новости в телефоне, объясняя это тем, что здесь связь ловит лучше. Я делала вид, что верю. Хотя сама, едва ли не до зубной боли, страдала от желания проверить его компьютер или телефон, дабы убедиться, что не переписывается (или же наоборот, переписывается) с Кариной. Смешно. Но когда мы были женаты, я ни разу не ревновала его ни к одной особе женского пола, может быть, только к работе, но и то не факт. Сейчас же, когда муж фактически уже стал бывшим, я начинала сходить с ума от ревности, что не могло не удручать. Благо что у меня ещё хватало разумности осознавать неправильность сих эмоций.
Мы прожили в таком режиме чуть больше недели, пока я всё-таки не выдержала этой имитации образцово-показательной семьи. На часах была уже почти ночь, когда я выскочила из своей спальни, собираясь постучаться в комнату Нечаева с требованием дать ответы на все вопросы и лишний раз подчеркнуть, как я презираю все его подлые инсинуации и что он может смело валить в свою новую жизнь. Но с разгону врезалась в того же Нечаева, непонятно, что делающего у меня под дверью. Получив резкий удар в лоб, от которого тут же зазвенело в голове, я попятилась назад, но была поймана в плотное кольцо рук.
— Стоять, — непонятно, кому именно из нас скомандовал Илья. Я послушно замерла на месте, потирая ушиб, но потом всё же вспомнила про то, что любой телесный контакт в нашем случае был продлением общей агонии, и попыталась отстраниться.
— Пусти.
Но он не спешил размыкать своих объятий, не мигая рассматривая меня, словно видя впервые.
— Куда-то торопишься?
— Да нет…
Признаться в том, что я собиралась потребовать от него ответов на все свои вопросы, отчего-то было неловко. Легче было сказать, что я как бы просто… «проходила мимо», но Нечаев успел меня опередить, настоятельно предложив:
— Поговорим?
Нервно сглотнула, вдруг ощутив новый прилив паники. Мы оба знали, что стояло за этим «поговорим». И несмотря на то, что ещё минуту назад я сама была готова вломиться в его спальню с требованием того же самого, я вдруг чётко осознала, что боюсь. Боюсь того, что он мне скажет. Или не скажет.
— Я… — запнулась. — Хорошо. Давай поговорим.
Берег Байкала был выбран сам собой. Оставив Пашкино спокойствие на попечение охраны, мы вышли из дома.
***
Илья
Счастье было болезненным. Украденная у судьбы неделя, проведённая рядом с Ниной, лишь продлевала агонию, но и отказаться от неё было выше моих сил. Засыпать и просыпаться под одной крышей, видеть её каждое утро, сонную, слегка растрёпанную, ловить её непроницаемые взгляды на себе в течение дня, слушать их перепалки с мальчиком, восхищаясь её умом и находчивостью.