Парень с большим именем

Сын видел, что отец слеп и глух, губит жизнь и себе, и ему, и брату с сестрой. Отец же не мог отказаться от отвращения к оседлой жизни, от надежд, что вернется прошлое. В его седой голове ни разу не появилось мысли, что молодые всегда правы перед стариками: с молоком матери они всасывают опыт и мудрость отцов и в десять лет бывают старше их. Правы еще потому, что им предстоит жить, за все свои ошибки и заблуждения будут расплачиваться они. Дети всегда старше отцов, именно потому, что они дети.

Появись у старика хоть одна из этих мыслей, которые бродили в голове сына, он бы с большим терпением стал выслушивать его советы. Он не замечал простой вещи, что дети начинают жизнь с того места, на котором остановились отцы, и упрямо шел своим гибельным путем.

Миновали не одну гряду гор и наконец добрались до Кунгей-Алатау, нашли травянистую поляну и развьючили верблюдов. Белая юрта, как уставший лебедь, опустилась на камни, козы и овцы муравьями расползлись по склонам гор. У кобылиц стали тугими вымя. Старуха приготовила кожаный мешок под кумыс.

Джейляу просыпалось рано, до солнца, в тот самый час, когда начинали румяниться самые высокие снеговые вершины. Первыми просыпались кони и, стуча по камням копытами, уходили пить. Мать Тансыка, чуткая на ухо, пробуждалась от топота лошадей и будила семью. Каждый знал свое дело. Утурбай осматривал стадо, он хранил его от волков. Мать и сестра доили коз и кобыл. Тансык уходил за дровами. Он собирал валежник по горным склонам и вязанками переносил к костру. Работа требовала и силы, и ловкости, и быстроты.

Когда подоенное стадо уходило на пастбище, мать с сестрой начинали кипятить молоко, сливать его в кожаные мешки и кадки, делать сыр, масло, творог. Утурбай седлал коня, брал ружье и уезжал на весь день к стаду. Тансык помогал матери. Он поддерживал костер, следил, чтобы вскипевшее молоко не всплывало из котлов, сбивал масло.

Если зимой в ауле Тансык не знал, куда девать свою резвость, то на джейляу этой резвости ему не хватало. Мать и сестра постоянно подгоняли его. Редко выпадал свободный час. Но уж тут Тансык не дремал, он седлал своего мерина и уезжал в горы. Там он вовсю отдавался своим прихотям: поднимался до ледников, ездил по опасным кручам, пел, ухал, купался в озерах, один и вместе с мерином переплывал бурные речки. Мерин был и слугой и нянькой Тансыку. На кручах бережно нес своего всадника, переправы выбирал менее опасные, каждую минуту был готов схватить Тансыка зубами за рубашонку, если бы тот начал тонуть.

Тансыку вовсе не хотелось работать по хозяйству. Он не раз просился у отца:

— Отпусти меня с Утурбаем. Я буду гонять волков.

Отец отговаривал:

— Ты мал, не умеешь стрелять. Можешь убить коня, себя убить можешь, брата.

Тансык начинал доказывать, что без него Утурбай не справляется с волками. Он моментально сочинял всяческие легенды, вроде того:

— Вчера еду по горам и вижу — к нашему верблюду крадется волк. Я как подъехал да как хлестнул волка бичом, он и издох. Не будь меня, волк съел бы верблюда.

— Почему ты не привез волка с собой? — интересуется отец.

— Забыл, — не сморгнув, отвечает мальчишка.

Сам Мухтар больше сидел в юрте, пил кумыс, чай и слушал новости. Их привозили гости, проезжие всадники и посланцы Длинного уха.

В степях Казахстана, где большинство людей занимается скотоводством и жизнь свою проводит в беспрестанных переходах с одного пастбища на другое, где человеку нельзя поставить радиоприемник и телефон, нельзя выписать газету, потому что у него нет адреса, все новости и вести идут совсем особым путем — от уха к уху, от одного всадника до другого. Узнал человек новость, тотчас седлает коня и выезжает на дорогу, чтобы передать ее либо встречному, либо рассказать на ближайшей кочевке. Новость очень скоро становится известной многим, а через день-два, несомая проезжими и прохожими, она заполняет всю степь, от края до края. Есть люди, которые только тем и занимаются, что перевозят новости. Это бобыли, у которых нет стад, семьи, нет дела. Такой способ связи называется Узун-Кулак — «длинное ухо».

В то лето было много новостей, они шли со всех сторон: от Алма-Аты, Иссык-Куля, Семипалатинска, Ташкента.

Новости в степи подобны ветру. Рождаясь в ауле, на кочевке, они с первым же путником выпархивают за околицу, на простор. Верхом на быстроногих коньках летит новость от кочевья к кочевью, на верблюдах переходит горячие мертвые пески, с охотниками заползает в камыши Прибалхашья и умирает неизвестно где. Новость в степи живучей, чем ковыль и саксаул.

Отец Тансыка каждый вечер за чаем рассказывал новости и горячился:

— Русский царь (он не считал его казахским) третий год дерется с немецким. Они дерутся где-то там, там… а казахи — подавай им сыновей, лошадей. Скоро всех казахов заберут на войну. Надо уходить дальше в горы. Что скажешь ты, Утурбай?

— Надо посеять пшеницу и не ходить на войну.

— А придут за тобой солдаты?

— Прогнать солдат.

— Нет, лучше убежать в горы, — твердил свое отец.

Однажды он так рассердился, что сам заседлал ему коня и выгнал Утурбая в степь.