Парфюм для студентки

— Я не знаю, как мне с ней себя вести, — признаюсь сестре.

Знаете, игра игрой, но моя сестра никогда не поставит собственную выгоду чувствам других. Возможно другая посоветовала бы что-то, что наоборот ухудшит ситуацию… Но не она. Маша поможет действительно стоящим советом и плевать ей на деньги.

Даже если я выиграю… А я точно выиграю… То не возьму ее рестораны.

Мне они не нужны.

— Ничего сложного, — сестра берет меня за руку — Будь собой, и она тебя полюбит. Я знаю, какой ты там, — тычет мне пальцем в область сердца — И как умеешь любить.

— И когда ты у меня такой умной стала? — спрашиваю ее, обняв за плечи и притянув к себе.

— Всегда была, — отвечает она и подмигивает.

Дверь комнаты открывается, и мы сразу же смотрим на Миху, ожидая вердикта.

— Это не простуда, — оповещает нас дядя — Все чисто. Думаю, это что-то психологическое. Такое часто бывает после стресса или сильных переживаний. Было у нее вчера что-то такое?

— Да, — отвечаю я, вспоминая ее вчерашние слезы и исповедь.

— Ей нужно отдохнуть сегодня, — говорит Миха — Пусть спит. Завтра, если будет лучше, то только положительные эмоции и свежий воздух.

— Хорошо, спасибо, — обнимаю дядю — Я могу сейчас к ней пойти?

— Конечно, — отвечает он — Не оставляй ее одну. По себе знаю, что может сделать женщина, когда расстроена. И не кутай ее.

— Спасибо, — еще раз благодарю дядю и вхожу в комнату. Ложусь рядом с Евой и забираюсь к ней под одеяло. Обнимаю ее и почувствовав, как ко мне прижимается маленькое тельце, целую девушку в висок.

Все будет хорошо!

Я помогу справиться со всеми проблемами!

Ты обязательно будешь счастлива и никогда больше не будешь плакать.

Моя маленькая хрупкая девочка…

Глава 22

Кирилл

Весь день провожу с Евой. Каждый час проверяю температуру, меняю повязки на голове, заставляю ее пить воду и бульон, что сварила Маша. Не отхожу от нее дольше чем на пять минут.

Почему мне кажется, что если я уйду, то могу пропустить момент, когда ей станет плохо, и она будет звать на помощь. А я далеко.

Нет! Этого я допустить никак не мог.

— Еще немного, — говорю Еве, приподнимая ее за голову и поднеся ложку с бульоном к ее рту.

— Я и сама могу есть, — протестует она слабо, но поддается.

Знаю, что могла бы и сама, но я не мог.

Не мог допустить того, чтобы не сделать этого.

Видеть ее слабое подчинение, ухаживать за ней, быть тем, без кого она не сможет. Стать для нее главным.

Мне были только в радость эти хлопоты, что было странно.

— Молодец! — хвалю ее и вытираю губы салфеткой. Медленно провожу по ним и наслаждаюсь тем, как они мнутся. Мягкие, упругие и пухлые губы Евы так и манили поцеловать. Не знаю в какой момент, но салфетка выпала, и я уже собственными пальцами ощупывал их, а Мицкевич молчала, смотря мне в глаза.

Этот момент был особенным для меня. В нем было что-то, что я не мог объяснить. Все виделось иначе. Чувства были острее, а желание просто невыносимым, но я не брал того, чего хотел. Потому что мне были важны и ее чувства.

— Я хочу… — говорю, как в тумане и непонятно что.

— Что? — спрашивает она тут же, не отводя от моих глаз взгляда.

— Поцеловать, — выдавливаю из себя.

Думал ли я когда-нибудь, что мне будет неловко говорить эти слова?

Что захочу получить ее согласие?

Понять, что она тоже этого хочет.

Поднимаю глаза на ее омуты и тону в эмоциях, что выражают ее глазах.

Желание и страх.

Ей определенно хотелось поцеловать меня. Но ее страх определенно был сильнее. Она боится меня и это моя ошибка.

С Евой надо иначе.

Она другая.

Думаю, она из тех, кто не целуется на первом свидании и старой закалки, что не удивительно, ведь ее воспитывает бабушка.

И раз уж она меня боится, то не надо заходить дальше.

Я хочу ее поцеловать, но не настолько, что сделаю это без ее согласия.