— Я удивлен, что из всего два, — с нажимом на нужное слово говорит Лекс и, прежде, чем я успеваю сообразить, перехватывает у меня ручку большого чемодана. — Обязательно быть такой упрямой и не дать моему водителю отвезти тебя в аэропорт? Или ты ударилась в одну из тех религий для женщин, которые пропагандируют независимость и сильный женский дух?
— Твоя проницательность просто не знает границ, — тем же язвительным тоном отвечаю я, но мысленно с облегчением выдыхаю.
К этому большому чемодану, пристегнут еще один, поменьше. И хоть он на колесиках, сама конструкция до безобразия громоздкая, и мне было тяжело даже просто толкать ее перед собой. В руках Лекса со стороны все это выглядит просто детской игрушечной горькой, которую он без труда тянет за собой всего одной рукой. Причем делает это так резво, что мне приходится бежать за ним чуть ли не вприпрыжку, чтобы не отбиться по дороге в зону ожидания.
Сам Лекс всего с одной спортивной сумкой, но, конечно, от модного и дорого бренда, известного своими супер-удобными дорожными сумками и чемоданами. Уверена, там внутри минимум пара костюмов, несколько рубашек и пар обуви, не считая личных предметов гигиены. И все это доберется до отеля почти в первозданном виде. Интересно, а какой отель он для нас забронировал? Или в его парадигме отношений со стервой-бывшей, «мы» никак не может проживать в одном отеле даже в разных номерах и на разных этажах? Этот вариант я тоже не сбрасываю со счетов, но он стоит особняком от остальных с пометкой «очень-очень хреново».
— Боже, да куда ты так несешься?! — все-таки не выдерживаю я, когда в попытках догнать его, едва не влетаю носом в прущего на меня тяжеловоза.
— Эй, малыш, осторожнее, — смеется незнакомый голос где-то у меня над головой, и прежде, чем я успеваю поднять взгляд, Лекс оказывается рядом.
— Какие-то проблемы? — с задоринкой интересуется у этого здоровяка, чье лицо я даже толком не успела рассмотреть, потому что Лекс уже загородил меня от мира своей широченной спиной.
Божечки, да ну разве так возможно, чтобы мужчина из обычного долговязого парня за несколько лет превратился в более молодую и лохматую версию Скалы? Ну разве что на чуть-чуть пониже.
— Да нет, мужик, просто девочка мелкая, под ногами путается, — гогочет здоровяк, потом миролюбиво хмыкает и они расходятся на своих.
Лекс разворачивается ко мне лицом, закидывает сумку на плечо и освободившейся рукой железной хваткой берется за мою ладонь. Для вида предпринимаю пару слабых попыток вырваться, а потом оглашаю свою капитуляцию разочарованным вздохом и возведенными к нему очами. Пусть не думает, что я тут вся на взводе от того, что Его Величество выдавило из себя несколько джентльменских жестов. Моя цель — заарканить Лекса Яновского на долгосрочную перспективу, а не расстелиться у его ног просто потому, что он поиграет мускулами.
— Вообще-то, мне больно, — ворчу я, когда ладонь, яростно сжатая его пальцами, и правда начинает деревенеть. — Ты не мог бы…
— Сколько лет прошло — а ты до сих пор не научилась смотреть под ноги, — грубо перебивает он.
«Ну надо же, а ты и не забыл», — мысленно потираю ладони. Что там говорят о свойствах памяти со временем стирать весь негатив и оставлять только хорошее? С моей стороны было бы слишком наивно надеяться, что он простил и забыл мое предательство, да и сам Лекс неоднократно давал понять, что лучше укусит себя за локоть, чем зароет топор войны. Но это никак не отменяет того факта, что в его воспоминаниях все меньше негатива и все больше — ярких картинок о том, как хорошо нам было вместе.
— Очень тяжело бежать за страусом и одновременно не расшибить лоб об полосу препятствий, — ворчу скорее для дела, чтобы поддерживать свой образ «вынуждено смирившейся».
— Страус? — Лекс фыркает. — И откуда это только берется в твоей голове, Виктория.
— Спорим, зато тебя так больше никто не называл!
— Да уж, в основном как-то типа… котиком.
— Как приторно-банально, — тоже фыркаю я. — Все больше убеждаюсь в том, что современные девушки абсолютно деградировали.
— Вик, вообще-то, так меня называла только одна девушка — ты.
Я изумленно моргаю, вдруг вспоминая, что действительно так его называла. И с тех пор больше никого, никак и никогда, потому что для Марата у меня в принципе не могло быть никаких особенных словечек, а других претендентов на роль объекта нежностей просто не было. Эти три года я жила просто в свое удовольствие, в мире, где могла позволить себе все, что угодно и когда угодно. В мире, где среди моих жизненных приоритетов отношения стояли даже не в конце списка, а гораздо-гораздо ниже его. Потому что у меня уже был муж (пусть и чисто номинальный) и потому что мне просто никто не был нужен. Хватало себя самой и своей сытой жизни.
Странно, что только теперь, с возвращением Лекса в мою жизнь, я снова начала об этом задумываться. Как будто все три года жила в добровольной консервации.
— Это было просто по-глупости, — пытаясь оправдать свое прошлое поведение, но Лекс вообще никак не реагирует на мои слова.
Он уже вообще как будто забыл об этом.