Пари (СИ)

Мы успеваем приехать за пять минут до сеанса, а потом Лексу еще приходится повоевать, чтобы согнать с нашего места парочку наглых подростков, которые уселись в надежде, что их или никто не выкупил, или владельцы придут уже после начала сеанса и не станут разводить суету. Но когда мы, наконец, усаживаемся, свет мгновенно гаснет, а Лекс подсвечивает пространство вокруг фонариков в телефоне, чтобы я знала, куда поставить колу и ведерко попкорна — у меня оно размера «больше не бывает» и я с таким наслаждением хрумкаю карамельных «барашков», что эти звуки наверняка слышны на весь зал. А когда Лекс порывается снова стащить у меня горсть, то тут же получает по руке и показушно морщится.

— Ты мешаешь мне смотреть! — возмущенно шиплю на него, в надежде, что он, наконец, угомонится и перестанет вести себя как ребенок.

— Ты так смешно глаза выпучиваешь, — вместо покаяния выдает новый «комплимент» с Лекс и я, поддавшись импульсу, швыряю в него парочку «барашков», один из которых он умудряется поймать на лету. — Имей ввиду — если еще раз протянешь свои клешни к моему попкорну, я применю СЗО.

СЗО — это сокращенно от «Самое Запретное Оружие». Когда-то Лекс называл так мое грустное лицо, против которого всегда оказывался бессилен. Если я хотела что-то получить — достаточно было просто немного надуться, согнуть бровки «домиком» и немного посопеть через нос — и он сдавался. Ни разу не было так, чтобы он оказался стойким против этого запрещенного приема.

После того, как наши пути разошлись, мне ни разу даже в голову не приходило пускать вход это старое проверенное средство. Да я вообще о нем не вспоминала до сегодняшнего дня. Не слишком ли много ностальгии за последние несколько часов?

Но наши дурачества понемногу переключаются на происходящее на экране, где десяток нарисованных зверей пытаются петь и танцевать на каком-то талант-шоу. Выглядит это настолько забавно, что примерно к середине мультика я уже готова бросать в экран попкорн, лишь бы прогнать оттуда вечно всем мешающего вредного героя, и обнять героиню с хоботом, которая постоянно в себе сомневается.

— Это просто невозможно — ну нельзя же так всего бояться! — громко возмущаюсь вместе с остальным залом, когда слониха снова всех подводит. — Ну Лекс, ну скажи ей!

И только сейчас замечаю, что все это время он смотрел на меня, и совсем не с улыбкой.

Машинально пытаюсь поправить прическу (свой идеально прилизанный наверх хвост), потом — воротник рубашки, потом стряхиваю с нее несуществующие крошки. Хотя пятой точкой чую, что причина такого пристального интереса совсем в другом.

— Что? — все-таки рискую спросить, мысленно готовясь услышать очередную гадость в ответ. Все наши диалоги так или иначе заканчивались обменом «любезностями», почему сейчас должно быть по другому? — Сейчас ты скажешь, что я слишком громко смеюсь? Или что? На секундомере истекло время хорошего Лекса?

— Скажу, что если бы не детвора вокруг — я бы тебя точно поцеловал, — с подкупающей искренностью и нотками перца, выдает он. — Аж губы болят — так этого хочется.

Я нервно сглатываю и разжимаю пальцы, в которые только что нагребла новую порцию «барашков». Слониха на экране продолжает творить дичь, но даже если она вдруг станет реальной, спустится в зал и лично меня спросит, как ей поступить, я вряд ли смогу сказать хоть пару слов. Потому что мои собственные мысли уже перетекли в категорию «полный винегрет» и единственное, о чем я сейчас могу думать — какой же этот новый Лекс, зараза, красивущий и сексуальный, и энергетически залипательный, как магнит!

Импульсивность всегда была моим вторым именем. Из-за нее я частенько попадала в такие передряги, что и рагу не пожелаешь, но то, что я собираюсь сделать сейчас, невозможно остановить никаким голосом разума. Потому что… мне просто так хочется, и это достаточный аргумент, чтобы отчебучить очередную дичь.

Я протягиваю руку к Лексу, обнимаю его за шею и просто прижимаюсь губами к его губам.

По-детски нелепо и абсолютно наивно.

Но если бы я не сделала этого сию минуту — меня точно бы разорвало на миллиард неудовлетворенных Викусь, наделавших гораздо больше шума, чем битком набитый детьми кинозал.

А когда чувствую, что Лекс в ответ размыкает губы и тянется вперед — быстро отстраняюсь, вдруг обнаружив, что сидящий перед нами мальчишка лет шести, с любопытством наблюдает за процессом. Я моментально вспыхиваю и зыркаю в сторону экрана, но он то ли не понимает, то ли наоборот — как раз в курсе и нарочно смущает этих «невоспитанных взрослых». На выручку приходит Лекс — сует мальчишке горсть своего попкорна и тот, схватив откуп, моментально разворачивается к мультику.

— У тебя губы на вкус как карамель, — слегка подтрунивает Лекс шепотом мне на ухо.

Мне стоит огромных усилий не отодвинуться, потому что его дыхание очень даже эротично щекочет мою чувствительную и давно отвыкшую от таких вещей кожу.

— Смотри мультик, — пытаюсь переключить его внимание, но в ответ получаю только еще одну порцию насмешек. — Лекс, слушай, это была просто дружеская благодарность!