Поливание было задумано для пользы горожан, однако они порой воспринимали эту гигиеническую меру весьма неодобрительно. В августе 1839 года Дельфина де Жирарден пишет о «батальоне привратников, привратниц и прочих официальных поливальщиков, держащих наперевес свои устрашающие орудия, а именно лопаты»: «Не теряя времени, они пускают их в ход и начинают расплескивать вокруг себя воду из уличных ручьев. Чистая эта вода или грязная, сделалась ли она бурой стараниями соседнего красильщика или желтой от трудов коварного стекольщика – это поливальщиков не волнует; им велели поливать улицу – и они ее поливают; а уж чем именно ее поливать, насчет этого им указаний не давали. Заодно они поливают также прохожих – то с ног до головы, то с головы до ног; все зависит от того, как близко эти несчастные подходят к поливальщику; если он рядом, вода попадает им на ноги, если далеко – на голову. Прощайте, лакированные сапоги, прощайте, прелестные полусапожки из пепельной тафты, прощайте, серая шляпка, розовый капот и белое муслиновое платье с тремя воланами! О бедные парижские жительницы! Вы выходите из дома с надеждой, радуясь солнечному дню и не ожидая ничего дурного; вы не подозреваете, что поливальщик уже занес злосчастную лопату, угрожающую вашей красоте, иными словами, вашей жизни! И не думайте, что в экипаже вы будете в большей безопасности; струи грязной воды проникают туда так же легко, как и во все другие места; разница лишь в том, что, попав в экипаж, они там и остаются. Выехав из дому в коляске, вы возвращаетесь в ванне, а ванна, запряженная парой лошадей, – не самое надежное средство передвижения».
Ветошник. Худ. Травьес, 1841
За чистотой на свой манер следили представители особой парижской профессии – ветошники, или тряпичники, подбиравшие мусор (старые тряпки, бумагу, стекло и проч.), который жители выбрасывали прямо на улицу. С начала XVIII века власти регулярно выпускали ордонансы, запрещавшие ветошникам работать до рассвета, так как под покровом ночи они с помощью своих железных крючьев частенько воровали разные вещи из помещений на первых этажах домов. В 1828 году парижские власти предписали ветошникам носить специальную бляху с обозначением собственного имени и ремесла – «дабы можно было их отличить от ночных грабителей, охотно себя за ветошников выдающих». Для того чтобы заниматься своим ремеслом на законном основании, ветошники и торговцы подержанным платьем получали от властей разрешение на год, а по истечении этого срока разрешение необходимо было возобновлять. В 1832 году в Париже насчитывалось почти 2 тысячи ветошников, а к 1880 году их число выросло до 15 тысяч. Когда во время эпидемии холеры 1832 года власти, стремясь оздоровить обстановку в городе, приказали вывозить отбросы как можно скорее и временно запретили ветошникам заниматься своим ремеслом, те бунтовали в течение нескольких дней (31 марта – 5 апреля), отстаивая свои права, и в конце концов вынудили власти отказаться от своего намерения.
Выразительную картину этого бунта ветошников нарисовал Генрих Гейне в шестой статье из цикла «Французские дела» (апрель 1832 года): «Властям пришлось столкнуться с интересами нескольких тысяч человек, считающих общественную грязь своим достоянием. Это так называемые chiffonniers [ветошники], которые из мусора, скопляющегося за день в грязных закоулках домов, извлекают средства к жизни. С большой остроконечной корзиной за спиной и с крючковатой палкой в руке бродят по улицам эти люди, грязные, бледнолицые, и умудряются вытащить из мусора и продать всякую всячину, еще годную к употреблению. А когда полиция сдала в аренду очистку улиц, чтобы грязь не залеживалась на них, и когда мусор, нагруженный на телеги, стали вывозить прямо за город, в открытое поле, где тряпичникам предоставлялось сколько угодно рыться в нем, тогда эти люди стали жаловаться, что если их и не лишают хлеба, то мешают их промыслу, что промысел этот – их давнишнее право, почти собственность, которую у них произвольно хотят отнять. … Когда жалобы не помогли, ветошники насильственным путем постарались помешать ассенизационной реформе; они попытались устроить маленькую контрреволюцию, и притом в союзе со старыми бабами, ветошницами, которым было запрещено раскладывать вдоль набережных и перепродавать зловонные лоскутья, купленные большею частью у ветошников. И вот мы увидели омерзительнейшее восстание: новые ассенизационные повозки были разбиты и брошены в Сену; ветошники забаррикадировались у ворот Сен-Дени; старухи ветошницы сражались большими зонтами на площади Шатле».