Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Обилие развлечений самого разного рода в столице было так велико, что у П.А. Вяземского были все основания сказать: «Вообще мало времени в здешних сутках, да и всей природы человеческой мало: куда здесь с одним желудком, с одною головою, двумя глазами, двумя ногами и так далее. Это хорошо для Тамбова: а здесь с таким капиталом жить нельзя».

Парижские забавы поражали и восхищали не только русских путешественников. Англичанка Фрэнсис Троллоп замечает: «Одна из причин, делающих пребывание в Париже гораздо более занимательным, чем в Лондоне, заключается, я полагаю, в том, что в Париже гораздо б'oльшая часть населения не имеет никакого другого дела, кроме как развлекаться самим и развлекать окружающих. Ни в каком городе не найдется такого количества праздных людей, живущих на средства, которых у нас достало бы исключительно на оплату жилья, – мелких рантье

, которые предпочитают свободно располагать собственным временем и искать развлечений, нежели трудиться не покладая рук и, заработав много денег, иметь от них мало радости».

Парижане обожали театр (о котором у нас пойдет речь в главе двадцать первой), но ярмарочные забавы интересовали их едва ли не больше, чем театральные представления. Как замечает Леон Галеви в одном из очерков сборника «Париж, или Книга ста и одного автора», стоит прибыть в город полишинелю или слону – «и прощай, трагедия: Орест будет страдать в одиночестве, Мария Стюарт будет прощаться с жизнью в пустыне». Огромный интерес парижан вызывали такие уличные аттракционы, как турок Мустафа, глотающий камешки, карлица ростом в 27 футов (около 80 сантиметров) и т. п. Русский офицер М.М. Петров, оказавшийся в Париже в 1814 году, писал: «Тут показывают выученных зверей, рыб и гадов, фокус-покусы, фантасмагории, панорамы и волшебные фонари, или танцы великолепных кадрилей на натянутых проволоках и веревках или разные огнецветные китайские изделия, сгорающие при звуках приятнейшей гармоники с особенно изумительною прелестию переливов и блесков».

На бульваре Тампля выступали многочисленные уличные актеры-паяцы; особенно знамениты были два шута – Бобеш и Галимафре, демонстрировавшие балаганные трюки прямо на улице. Язвительный Бобеш (настоящее имя – Антуан Манделяр), в красной куртке, желтых кюлотах, синих чулках, серой треуголке и рыжем парике, отпускал шутки весьма рискованного свойства, так что полиции не раз приходилось призывать его к порядку. Вот одна из его шуток: во время торгового кризиса, в котором парижане винили правительство, Бобеш воскликнул: «Кто смеет утверждать, что торговля идет плохо? У меня было три рубашки, и две я уже продал!» Если красавец Бобеш носил маску скептика, то длинный тощий Галимафре корчил из себя дурачка и коверкал слова. Оба шута были кумирами толпы, на их представления собиралась многочисленная публика.

К числу популярнейших парижских аттракционов принадлежал кабинет восковых фигур. Первое такое заведение было открыто немцем Курцем (который для пущей важности назвался на латинский манер Курциусом) около 1780 года на бульваре Тампля. В эпоху Реставрации этот кабинет, по свидетельству современника, сохранил имя своего основателя и остался таким же, каким был при нем: темным и прокуренным, с зазывалой перед низкой дверью, освещенной двумя плошками. Н. Бразье писал в сборнике «Париж, или Книга ста и одного автора»: «Хотя новые фигуры стремятся потеснить старые, кабинет по-прежнему выставляет напоказ всех тех знаменитостей, которых поместил туда сам г-н Курциус: военачальников и ученых, праведников и негодяев. Полагаю, впрочем, что одежды здесь меняются чаще, нежели лица. Нимало не удивлюсь, если узнаю, что Шарлотта Корде уступила свой чепец прекрасной торговке устрицами, что революционер Барнав превратился в генерала Фуа, а корсар Жан Барт – в полководца маршала Ланна. Единственное, что остается без изменений, – это большой стол, за которым собраны все французские государи: здесь по-прежнему можно увидеть Людовика XV и его августейшую фамилию, Людовика XVI и его августейшую фамилию, Директорию и ее августейшую фамилию, трех консулов и их августейшие фамилии, императора Наполеона и его августейшую фамилию, Людовика XVIII и его августейшую фамилию, Карла X и его августейшую фамилию!»

Восковые фигуры в Париже можно было увидеть также и в Пале-Руаяле, где в галерее Монпансье до 1847 года располагался второй кабинет Курциуса.