Читаем Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь полностью

Словесный факультет, так же как и богословский, располагался в Сорбонне; число студентов, продолжавших обучение на этом факультете уже после получения звания бакалавра, в эпоху Реставрации не превышало полутора тысяч человек, а при Июльской монархии возросло до двух тысяч. Впрочем, порой лекции на этом факультете посещало гораздо большее число слушателей. Когда философию здесь читал Виктор Кузен, новую историю – Франсуа Гизо, а историю литературы – Абель-Франсуа Вильмен, тесные помещения старой Сорбонны с трудом выдерживали огромный наплыв публики. По воспоминаниям очевидцев, парижане заполняли двор Сорбонны за час или даже за два часа до начала лекций и, как только в полдень двери открывались, бросались занимать места, отталкивая друг друга. От этой толчеи были избавлены только три десятка лиц, приглашенных самим лектором и имевших право сидеть в первых рядах, в непосредственной близости от кафедры. Среди желающих послушать Кузена, Гизо и Вильмена были не только юноши, но и люди зрелого возраста, не только литераторы и журналисты, но и представители высшего общества. Эти лекции посещал даже старший сын герцога Орлеанского (будущего короля Луи-Филиппа), восемнадцатилетний Фердинанд-Филипп Шартрский, после 1830 года получивший титул герцога Орлеанского. Все три профессора были блестящими знатоками каждый в своей области, однако слушателей в первую очередь привлекали их либеральные взгляды. Интерес к лекциям Гизо, Кузена и Вильмена был одним из многочисленных симптомов того разлада между властями и обществом, который в конце концов привел к Июльской революции и гибели режима Реставрации. В октябре 1822 года лекции, пользовавшиеся такой популярностью среди самой широкой публики, были приостановлены. Характерно, что лекции Гизо запретили в тот самый момент, когда он начал рассуждать о происхождении представительной формы правления. Выбор столь опасных тем, равно как и пропаганда немецкой философии в лекциях Кузена, казались правительству непозволительными.

Опальным профессорам было разрешено возобновить лекции только в 1828 году. Лекции эти имели такой успех, что были записаны специально нанятыми стенографами, а затем изданы, причем книготорговцы заплатили не только стенографам, но и профессорам – за право издать их импровизации. После этого аудитория Кузена, Гизо и Вильмена сделалась еще шире, а популярность – еще больше. В 1843 году литературный критик Сент-Бёв подвел итоги этих университетских курсов: «Три выдающихся человека оказали столь сильное влияние на направление умов и занятий французов за последние двадцать пять лет, что их можно смело назвать властителями дум этого времени». Таким образом, словесный факультет в конце 1820-х годов стал играть заметную роль в политической и даже в светской жизни.

Некоторые профессора словесного факультета собирали полные залы и в 1830-е годы. Так, по свидетельству А.И. Тургенева, когда в декабре 1837 года известный публицист Сен-Марк Жирарден начал читать лекцию о творчестве Руссо, «большая зала Сорбонны наполнилась слушателями от одного угла до другого: не было и в дверях места». Однако особых выгод диплом доктора филологии не приносил: заработать деньги с помощью полученных на словесном факультете обширных знаний было нелегко.

Научный факультет, среди профессоров которого были такие прославленные ученые, как натуралисты Кювье, Жоффруа Сент-Илер и Ламарк, физик и химик Гей-Люссак, официально тоже располагался в Сорбонне, однако многие лекции читались в зданиях на территории Ботанического сада. Впрочем, и там помещения были настолько тесными, что для многих студентов места не хватало. На научном факультете учились от 2 до 3 тысяч студентов, причем особым спросом он пользовался в 1823–1831 и 1836–1852 годах, то есть в те периоды, когда для поступления на медицинский факультет необходимо было предварительно получить степень бакалавра не только словесных, но и точных наук.

Впрочем, русский путешественник свидетельствует, что и без этого интерес к точным наукам среди молодежи в середине 1820-х годов был очень велик. 10/22 ноября 1825 года А.И. Тургенев записал в дневнике: «Мы зашли на лекцию опытной физики и в огромной зале не нашли места, где сидеть, да и стоять почти невозможно было: по глазомеру, я полагаю, что было около 2 тысяч студентов, если не более. Читал лекцию suppléant [помощник], а не сам профессор. По этой лекции можно судить о рвении, с каким здешнее юношество ищет науки и стремится в храм их. Это уже не любопытство, а истинная жажда к просвещению. Конечно, молодые люди предпочитают, кажется, положительные или математические науки; но этому причиною превосходство профессоров по сим частям и недостаток в хороших по другим кафедрам. Когда Кузен начал лекции философические, и Гизо, то и к ним толпами шли записываться на лекции, но правительство – устранило их от кафедры!»


Студент-правовед. Худ. П. Гаварни, 1840


Самыми знаменитыми учебными заведениями Сорбонны были Правоведческая и Медицинская школы, работавшие при факультетах права и медицины.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Воздушная битва за Сталинград. Операции люфтваффе по поддержке армии Паулюса. 1942–1943
Воздушная битва за Сталинград. Операции люфтваффе по поддержке армии Паулюса. 1942–1943

О роли авиации в Сталинградской битве до сих пор не написано ни одного серьезного труда. Складывается впечатление, что все сводилось к уличным боям, танковым атакам и артиллерийским дуэлям. В данной книге сражение показано как бы с высоты птичьего полета, глазами германских асов и советских летчиков, летавших на грани физического и нервного истощения. Особое внимание уделено знаменитому воздушному мосту в Сталинград, организованному люфтваффе, аналогов которому не было в истории. Сотни перегруженных самолетов сквозь снег и туман, днем и ночью летали в «котел», невзирая на зенитный огонь и атаки «сталинских соколов», которые противостояли им, не щадя сил и не считаясь с огромными потерями. Автор собрал невероятные и порой шокирующие подробности воздушных боев в небе Сталинграда, а также в радиусе двухсот километров вокруг него, систематизировав огромный массив информации из германских и отечественных архивов. Объективный взгляд на события позволит читателю ощутить всю жестокость и драматизм этого беспрецедентного сражения.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Военное дело / Публицистика / Документальное