Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Русские путешественники, приезжавшие в Париж, очень хорошо ощущали зависимость столичных жителей от газет, поскольку попадали в нее наравне с французами. В.М. Строев описывает свое пребывание во французской столице в 1838–1839 годах: «Едва успеете проснуться, перед вами груда газет всех партий и цветов. Разумеется, надобно их прочесть: тут описано все, что случилось накануне, все, что вы видели сами или не успели видеть, все, о чем слышали или разговаривали. Тайны палат, важных людей, даже тайны домов и отелей раскрыты и описаны. Чтение журналов займет целое утро, а нельзя не читать их; не читая журналов один день, не будешь понимать парижских разговоров, не будешь знать, как вести себя в гостиных, отстанешь от общества. <…> Пойдешь ли в театр или в ученое общество или в концерт или в гостиную, надобно еще уделить время на вечерние газеты, которые выходят в девятом часу и рассказывают все события утра».

Свидетельство Строева относится к эпохе Июльской монархии, однако во время предшествующего царствования газеты играли роль ничуть не менее значительную. Проницательным наблюдателям не нужно было даже ездить в Париж, чтобы оценить роль газет в жизни парижанина. П.А. Вяземский, впервые попавший во Францию лишь в 1838 году, одиннадцатью годами раньше писал в статье «Поживки французских журналов в 1827 году» (под журналами опять-таки, как и выше в письме Гоголя, подразумеваются газеты): «Беда, когда постятся парижские журналы. За ними постится парижская публика, Франция и едва ли не вся Европа, ибо в наше время парижские листы суть насущный хлеб большей части читателей нашего поколения. Охота же искать пищи в in folio, в in quarto и даже в in 12°, когда можно за утреннею чашкою чаю или кофе легко запастись из газетного листка тем, что послужит достаточным дневным продовольствием для каждого порядочного и благовоспитанного человека. <…> Проглотив журнальный листок поутру, читатель сыт на весь день; тут не нужно библиотеки, головоломных занятий: пища-скороспелка приспособлена к желудку каждого состояния, звания, возраста».

Чтение газет в провинции. Из газеты «Шаривари», 12 июля 1833 года

Впрочем, сказать, что в эпоху Реставрации все читали газеты, еще недостаточно для характеристики этой эпохи. Отличительная ее черта состояла в том, что у оппозиционной прессы было больше читателей, чем у прессы официозной, у либеральной – больше, чем у ультрароялистской. Стендаль писал в 1826 году: «Даже царедворцы спасаются от скуки чтением газет. Конечно, открыто они позволяют себе читать только “Котидьен”, но при дворе не найдется человека, который не читал бы также “Дебаты” [ «Журналь де Деба»] и даже либеральные газеты “Конститюсьонель” и “Французский курьер”». А Жюль Жанен заметил уже после Июльской революции, что «при Бурбонах быть в оппозиции означало быть в большинстве». Броский афоризм литератора подтверждается риторическим вопросом, который один чиновник адресовал председателю кабинета министров Виллелю: «Какое кафе, какой кабинет для чтения в Париже и во всей Франции (включая даже сельские кабаки) не имеют к услугам посетителей один или несколько экземпляров “Конститюсьонеля”?»

По некоторым данным, людей, читавших «Конститюсьонель» накануне Июльской революции 1830 года, было в 20, а то и в 30 раз больше, чем подписчиков этой газеты. Огромную популярность газета сохранила и после Июльской революции: в 1831 году префект полиции докладывал, что каждый экземпляр «Конститюсьонель» прочитывается порой целой сотней читателей, тогда как один экземпляр роялистской «Котидьен» остается достоянием одного читателя или в лучшем случае одной семьи. О том, насколько влиятельными были оппозиционные газеты (и насколько маргинальными – газеты правительственные), свидетельствует проект одного публициста роялистской ориентации – аристократа Феликса де Мерода. Он с горечью констатировал, что каждая оппозиционная газета является «подлинной трибуной, с которой каждое утро произносятся речи, обращенные к тысячам слушателей», правительственные же газеты такой большой аудиторией не располагают. Поэтому де Мерод предложил следующее: постановить, чтобы каждая из оппозиционных газет предоставляла в распоряжение правительства свою последнюю страницу; на ней «порядочные люди, поддерживающие власть» будут опровергать те «клеветы и лживые утверждения», которыми эти газеты наполняют остальные свои страницы… Излишне говорить, что этот утопический проект не осуществился, и парижане продолжали наслаждаться «клеветами» в свое удовольствие.