– Эй, так нечестно! Так нечестно! Почему это все достается только тебе, Тимми? – захныкала девочка и пошла за братом.
Эд Регис посмотрел им вслед и сказал Гранту:
– Могу себе представить, во что у нас превратится поездка обратно…
Грант и Малкольм забрались во второй вездеход. На ветровое стекло упало несколько капель дождя.
– Все, пора ехать, – сказал Регис. – Я тоже порядком проголодался. А на обед нам обещали приготовить чудесный банановый дайкири. Что скажете, ребята? По-моему, дайкири – это просто здорово! – Регис пнул ногой металлическую боковую панель электромобиля, сказал: – Ну все, пока! Увидимся в столовой, – пошел к первой машине и забрался внутрь.
На приборной панели мигал красный огонек. Как только все пассажиры расселись, вездеходы тихо зажужжали и тронулись с места.
Экскурсионные вездеходы ехали обратно в сгущающихся сумерках. Ян Малкольм был мрачен и время от времени настороженно поглядывал в окно. Алан заговорил первым:
– Ваша теория полностью себя оправдала. Вы, наверное, должны бы сейчас радоваться…
– Честно говоря, сейчас мне немного страшновато, – признался Малкольм. – Такое впечатление, что мы попали в очень опасное место.
– Почему?
– Не знаю – просто плохое предчувствие. Интуиция…
– А математики верят в интуицию?
– Да. Интуиция в нашем деле очень важна. Вообще-то я думал о фрактальной геометрии, – сказал Малкольм. – Вы знаете, что такое фракталы?
Грант покачал головой:
– Нет, не знаю.
– Это такой раздел геометрии. Он связан с именем некоего Манделброта. В отличие от обычной Евклидовой геометрии, которую все мы проходили в школе – квадраты, кубы, сферы, – фрактальная геометрия описывает реальные объекты окружающего нас мира. Горы и облака – это фрактальные геометрические фигуры. Так что фрактальная геометрия, можно сказать, приближена к реальности. В каком-то смысле… Так вот, Манделброт с помощью своей методики обнаружил замечательную закономерность. Он нашел, что в разном масштабе предметы выглядят почти одинаково.
– В разном масштабе – как это? – спросил Грант.
– Ну вот, например, большая гора, если смотреть на нее издали, имеет вполне определенную неправильную форму – форму горы. Но если подойти поближе и рассмотреть одну маленькую вершину этой большой горы, то оказывается, что вершина тоже имеет точно такую же форму горы. На самом деле можно увеличивать масштаб почти до бесконечности. И даже самая маленькая частичка камня, которую видно только под микроскопом, будет приблизительно той же формы, что и большая гора. В основе всех этих форм лежит одна и та же фрактальная фигура.
– Признаться, я не совсем понимаю, почему это вас так беспокоит? – сказал Грант и зевнул.
В воздухе отчетливо пахло серными испарениями вулканических источников. Вездеходы добрались до той части дороги, которая лежала вдоль береговой линии. Отсюда открывался вид на пляжи и океан.
– Это разновидность взгляда на мир, – сказал Малкольм. – Манделброт открыл однообразие всего, от меньшего до большего. То же однообразие, не зависящее от масштаба, наблюдается и в событиях.
– В событиях?
– Вот, возьмем хотя бы цены на хлопок, – сказал Малкольм. – Сохранились записи точных цен на хлопок на протяжении более ста лет. Если внимательно изучить график колебания этих цен, то выяснится, что форма графика всегда примерно одинакова, какой бы промежуток времени ни рассматривался – будь то один день, неделя, год или десять лет. И так – во всем. В каждом дне отражается вся жизнь. Вы начинаете с чего-то одного, а заканчиваете чем-то совсем другим; отправляетесь в командировку, а попадаете совсем не туда, куда собирались… И даже в самом конце жизни все человеческое существование точно так же бессистемно. Вся жизнь человека имеет ту же форму, что и один день.
– Что ж, это тоже мировоззрение, – проронил Грант.
– Нет. Это мировоззрение – единственное, которое позволяет реально воспринимать действительность, – заявил Малкольм. – Видите ли, принцип однообразия явлений, заложенный в теорию фрактальности, указывает на неизбежность возвратов к тому, что уже было. Явления могут повторяться внутри самих себя, а это значит, что заранее предсказать развитие событий невозможно. События могут внезапно меняться, причем совершенно неожиданным образом.
– Ну, хорошо…