Парни в тротиловом эквиваленте

Боль ушла, перелом понемногу срастался, порванные связки восстанавливались. К концу ноября Эмин сменил пару длинных кривых палок, служивших костылями, на одну ровную, ставшую тростью. Каждый день он в течение часа ходил из угла в угол, легонько опираясь на искалеченную стопу, разрабатывал связки. Примерно за месяц парень поправился настолько, что начал помогать деду Акиму по хозяйству, мог сходить за дровишками во двор, растопить печь или подмести пол.

К весне нога практически перестала его беспокоить. Рахимову осточертело сидеть в горнице у окошка, и он сам завел разговор о ремонте бани. Старик в последнее время прибаливал, поэтому рассказал, что и как нужно отремонтировать, покопался в кармане и дал парню ключи от сарая, где хранился инструмент.

Эмин вошел в сарай и обнаружил там старый мотоцикл с коляской «Иж Планета», накрытый куском брезента. Он с интересом осмотрел это чудо советской техники и понял, что оно вполне исправно.

Дед Аким болел все сильнее и к марту месяцу поднимался с кровати лишь пару раз в день. Таджик за полгода привязался к нему и искренне желал выздоровления. Он даже готов был добежать до любого соседа, который соображал бы в недугах и сумел бы помочь.

Но, во‐первых, таких в селе не было. Во-вторых, старый железнодорожник настрого запретил кого-либо звать. «Время мое, видать, пришло», – приговаривал он каждый раз, когда Эмин присаживался рядом, чтобы покормить его или напоить чаем.

В середине апреля ремонт бани был закончен, однако особой радости от этого не случилось. Дед окончательно слег и даже не мог полюбоваться результатом работы постояльца. В начале мая, когда снег остался лежать только по оврагам да в тени сосновых боров, старик Аким тихо скончался.

Рахимов скорбно постоял у изголовья кровати и начал спешно собираться в путь. Далее оставаться в этом доме не имело смысла. Первым делом он выгреб из буфета почти все дедовские сбережения, оставил для виду незначительную сумму. Потом погрузил в мотоциклетную коляску канистру с бензином, старенькую двустволку с десятком патронов, объемную сумку с продуктами и папиросами, лопатку и все то, что могло пригодиться ему в дальней дороге.

Поздней ночью Эмин выкатил мотоцикл со двора и протолкал его с незапущенным двигателем до ближайшего лесочка. Дорога к началу мая просохла, мотоцикл легко катился по ней на нейтральной скорости.

В лесу беглец минут десять помучился, налегал всем весом на пусковой рычаг. Наконец-то двигатель приятно затарахтел.

Рахимов уселся на мягкое сиденье, включил фару, первую скорость, плавно тронулся с места и поехал по грунтовке.

На ближайшей развилке он повернул на север, одолел несколько километров и вынырнул из леса на знакомую просеку с опорами линии электропередачи. Эмин остановился у одной из них, прочитал номер, написанный на железной ноге и двинулся дальше.

Опора с номером две тысячи двести девять отыскалась через пять минут. Рахимов остановился, но двигатель глушить не стал. Он прихватил с собой фонарь и лопатку, отсчитал нужное количество шагов в сторону леса, нашел дерево с двумя отметинами и принялся копать.

Ранцевые боеприпасы лежали на месте.

Эмин перетащил их к опоре, погрузил в коляску, выкурил папиросу, снова уселся на мотоцикл, развернулся и поехал в обратную сторону.

Путь Эмина Рахимова до своей родины был долог и неимоверно труден.

На дедовском мотоцикле ему без особого труда удалось добраться до берега Камы, которая неспешно несла свои воды в ста километрах южнее села Кулики. Впрочем, столько получалось, если измерять по карте кратчайшее расстояние между двумя точками. На самом деле путешествие до берега реки оказалось куда более замысловатым. Полного бака бензина и запасной канистры едва хватило на то, чтобы окольными путями объезжать деревни и по малопроезжим грунтовкам добраться до Камы.

Долгими зимними вечерами Эмин часто сиживал со стариком Акимом за столом в горнице и подробно расспрашивал его о путях, ведущих на юг, в Башкирию. Тот знал не только хитросплетения железных дорог и асфальтированных трасс, но и все местные грунтовки. Он же загодя предупредил парня о том, что на ближайшую переправу через реку – Воткинскую ГЭС между Новым и Чайковским – соваться не стоит. Там усиленные милицейские посты на обоих берегах. Мимо них никак не проскочишь.

Эмин запомнил дедово предостережение, не поехал к ГЭС, а повернул к Ножовке, расположенной напротив Елово. До прибрежного села он добрался на последних каплях бензина. Там повстречал затрапезного мужичка, переговорил, предложил за переправу почти все деньги, взятые у деда. Дядечка покачал давно немытой головой, прищурился на вечернее солнце, маленько подумал и согласился.

На вечерней зорьке Рахимов с помощью пары местных мужиков затолкал мотоцикл по доскам в большую лодку-гулянку, привязал его веревками к лавкам, устроился на носу и глядел на грязно-зеленую воду, пока тарахтел допотопный двухтактный мотор.