Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана

Понятно, что покуда Братство можно было контролировать и использовать, выдвигались аргументы в пользу терпимости по отношению к нему. Очевидно, Братство являлось средоточием независимых группировок, каждая из которых занималась финансовыми операциями и незаконными договорами лишь в той мере, которая не вызывала у публики желания их анализировать. Но если западные державы тайно и использовали опыт Братства в регионах, где они стремились противостоять советскому влиянию, то это приводило их к фиаско, подобному тому, которое потерпела организация Гелена.

Возвращение многих немецких изгнанников можно объяснить преклонными годами, ностальгией и, естественно, растущим чувством уверенности в том, что суды уже не стремятся наказывать серьезных преступников.

Рост уверенности чувствовался в деятельности людей, подобных полковнику Гансу-Ульриху Руделю, большому другу Братства и ODESSA, который всегда был готов им помочь и стал очень активен в семидесятые годы. Рудель хвастался тем, что из всех офицеров вермахта имел больше всех наград. Он распространял евангелие от Гитлера в интерпретации молодого нациста Удо Валенди. Последний переформулировал большую часть софистики, использовавшейся официальной немецкой пропагандой в тридцатые годы, чтобы доказать, что «Майн кампф» вовсе не предмет для обвинения Гитлера. В 1970-е годы Рудель командовал организацией «Народная молодежь», действия которой он координировал с другими боевыми молодежными группировками. Они пропагандировали идеи Гитлера, появившиеся в конце жизни фюрера. Вот несколько примеров этих, так сказать, «запоздалых» мыслей: «У Германии нет выбора. Наши враги ненавидят национал-социализм, потому что он превозносит достоинства немецкого народа», «Бедствия — необходимая прелюдия к великому возрождению немецкого народа», «Я открыл всему миру глаза на еврейскую угрозу».

Рудель много путешествовал по респектабельным виллам, обитатели которых составляли пронацистски настроенное сообщество в Южном Тироле, и по поселениям в Латинской Америке, призывая обосновавшихся там беглецов проверить обстановку, вернувшись вместе с ним во Франкфурт. Большинство отказывались. Валенди при поддержке Руделя выступал в молодежных лагерях, используя записи мыслей Гитлера последних нескольких недель, зафиксированные в бумагах Бормана.

В Мюнхене немецкий друг Стивенсона отвел его в один из таких лагерей. Это была встреча сторонников возрождения Братства. Собравшиеся представляли «Новую европейскую молодежь», «Молодых викингов» и «Федерацию верной Родине молодежи». Среди их задач значилось: «народное сопротивление закабалению» и «восстановление территории германских народов». Юнцы приветствовали друг друга криками «Хайль!» и упражнялись с дробовиками. Их героем, способным возродить великую Германию, являлся баварец Франц-Йозеф Штраус, глава христианских демократов этого региона. Это движение включало, как отмечал западногерманский еженедельник «Штерн», учителей, которые не могли ничего поделать с молодыми бунтарями, государственных служащих, которые не чувствовали тяги к работе, и особенно много сынов и дочерей старых нацистов, остававшихся в изгнании или же только что вернувшихся на Родину. Но вряд ли стоило соглашаться с выводом «Штерна», будто мюнхенская встреча явилась сборищем неудачников. Ведь подобное определение применимо и к первым нацистским собраниям!

Стало очевидным, что общественное мнение сделало свое дело, и западногерманское судопроизводство позволяло самым известным нацистским преступникам разгуливать на свободе. Авторитетный источник — Международный комитет по делам концентрационных лагерей — обвинял судей в том, что они из кожи вон лезли, чтобы принять аргументы защиты и отложить дела на долгие годы. Секретарь комитета Герман Лангбайн, австрийский еврей, переживший Освенцим, человек безупречной честности, заявил Стивенсону, что он движим не жаждой мести, но когда такая могущественная нация извращает закон, страдает цивилизация в целом.

Из отсроченных дел можно составить целую книгу. Одним из них было дело доктора Вернера Беста, которому предъявлялось обвинение как участнику убийства 8273 польских интеллигентов в период, когда он возглавлял нацистскую службу безопасности в Польше. Дело остановили спустя полгода из-за преклонного возраста Беста. Ясно, что в суд его привели только для того, чтобы удовлетворить общественные требования, в основном со стороны ГДР и польского правительства. Из документов следовало, что Беста приговорили к смерти в Дании за его попытки в бытность рейхскомиссаром этой страны уничтожить все еврейское население. В начале антиеврейских чисток в Германии именно Бест придумал метить еврейские паспорта большой буквой J. Он с радостью воплотил предложение Бормана упростить идентификацию евреев, заставив именовать себя словом «жид».