Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана

Гели могла догадываться о тайных страхах Гитлера по этому поводу. Те, кто впоследствии вспоминали эти дни (Ганфштенгль, Штрассер, Раушнинг, Конрад Гайдн, Винифред, Эрнст Рем и масса девушек, очарованных каким-то странным притяжением его глаз и голоса), соглашались с тем, что Гитлер никогда ни с кем, кроме Гели, не откровенничал. После ее смерти эта опасная роль доверенного лица перешла к Борману. Вместе с опасностями она принесла ему и несомненные выгоды. Борман ловко избавился от тела Гели. Было объявлено, что она покончила с собой в Мюнхене. В Вене ее похоронил католический священник. Обычно самоубийцы и освященная земля — вещи у католиков несовместимые, но Борман, скорее всего при помощи тех же самых нацистских денег, которыми он заставил замолчать Мюллера, избежал неприятных вопросов и заплатил за полицейские документы.

Подобное укрывательство для менее хитрого человека могло стать смертельным, ибо даже такие знания были крайне опасны, но Борман был достаточно умен, выполняя грязную работу и играя роль наипреданнейшего слуги Гитлера. Гитлеру, который пришел к власти полтора года спустя, это чрезвычайно нравилось. Он видел в Бормане быкоподобный символ брутального мужского начала. Свидетельств о гомосексуальных отношениях Гитлера не сохранилось, но известно, что его сексуальные комплексы и инстинктивное отвращение к нормальным сексуальным отношениям вызывали у него восхищение таким человеком, каким был молодой Мартин, тридцатиоднолетний самец в самом расцвете сил.

Борман расчищал территорию вокруг пьедестала Гитлера, тщательно сохраняя между тем каждый клочок грязи.

После того как под давлением Мюллера мюнхенская полиция закрыла дело о смерти Гели, Мюллер сам очутился у Бормана в кармане. Все последовавшие расследования, связанные с открытием подлинной семейной истории Гитлера (не с романтизированной «официальной» версией), проводились Мюллером для Бормана. Что самое невероятное, Гитлер тайно жаждал этих гестаповских отчетов. Это была странная одержимость. Гитлеру хотелось знать, текла ли в его венах еврейская кровь и жил ли в его душе образ Иуды, вновь и вновь предававшего Христа. Гитлер и большинство окружавших его людей являлись католиками, и он причащался во время войны. По его словам, когда он впервые попал в Берлин и увидел его роскошь, то чувствовал себя Иисусом Христом, изгоняющим торговцев из храма.

Реконструкция убийства Гели показывает, что Борман инстинктивно играл на страхе Гитлера, а племянница заставила его вспомнить факты собственного происхождения. Гели была дочерью сводной сестры Гитлера, Анжелы Раубаль. Одно время она работала домоправительницей в альпийском загородном доме, известном под названием «Альпийское гнездо». Гели уехала оттуда, чтобы жить с Гитлером в мюнхенской квартире за сто двадцать километров от матери. Но девушка слишком много болтала и раздражала Гитлера напоминаниями о его бабушке, Марии Анне Шикльгрубер, и об интрижке с Ротшильдом. Созданное этим напряжение в их отношениях достигло апогея во время Октоберфеста 1931 года. По всей вероятности, ссора произошла из-за еврейского любовника Гели, и она в ответ на его оскорбления поинтересовалась, как же Гитлер может поносить народ, чья кровь течет и в его венах, а также поделилась распространенными в Вене слухами о том, что канцлер Австрии Энгельберт Дольфус отдал приказ о расследовании родословной Гитлера.

Легко представить себе последовавшую за этим сцену. Мы знаем, что Гитлер страдал извращенными наклонностями, заставлявшими его униженно ползать у женских ног, есть испражнения и пить мочу. И мы можем сказать, что он сделал евреев символом всего того, что ненавидел в самом себе. У нас есть свидетельства других женщин (Юнити Митфорд, пытавшейся покончить жизнь самоубийством, и Рене Мюллей, покончившей с собой) о том, как он умолял в спальне, чтобы его наказывали и унижали, а затем изображал из себя сверхмужчину: «Грубость уважают! Обыкновенный человек на улице не уважает ничего, кроме грубой силы и беспощадности! Наш народ освободится лишь тогда, когда научится ненавидеть, ненавидеть и еще раз ненавидеть!»

Когда пузатый и кривоногий Гитлер демонстрировал перед Гели свое физическое уродство и умолял ее унижать его, а затем столкнулся с ее вызовом, он отреагировал так же, как и три года спустя, когда по его приказу австрийскими нацистами был убит Дольфус, так как подозревалось, что у него имелись подробности родословной Гитлера.