Партайгеноссе. Жизнь и смерть Мартина Бормана

Доктор Гораций Грили Яльмар Шахт бежал в Индонезию в то время, когда победители нацистской Германий отправились воевать в Азию. Он удачно рассчитал время. Его старые враги не могли заниматься новой республикой Индонезией — самой богатой из неразвитых стран мира, которая успешно отбивалась от конкурентов-немцев. Таким новым революционным вождем стал Сукарно. Он собрал вокруг себя немцев, как поступали и прочие демагоги, захватившие власть на волне антиколониальных настроений. Британцы сражались с терроризмом в Малайе, а их сухопутные, морские и воздушные силы были заняты в Корее.

У американцев были проблемы с корейской войной и Красной армией Китая, пересекавшей реку Ялуцзян. Французы попали в ловушку в Индокитае. Западный союз с Россией расшатывался конфликтом между коммунизмом и западными интересами.

Шахт считал, что созрели условия для возвращения немцев в афро-азиатский мир. Более того, канцлер Конрад Аденауэр намеревался использовать то время, что было отведено Шахту. Имея сходное происхождение, осужденные как военные преступники в 1945 году и до сих пор разыскиваемые по некоторым вопросам немецкими судами и различными правительствами Европы, они озаботились вопросами немецкого капиталистического предпринимательства. Но подготовительные работы предстояло вести вне поля зрения союзников или русских.

И основная роль в этом отводилась Братству. Оно давало беглецам живительную силу праведного гнева против их преследователей, весьма похожего на обвинения, выдвигавшиеся Гитлером для достижения собственных политических целей против «версальских предателей». Одной из задач Братства было способствовать скорейшему экономическому развалу бывшей колонии Золотого Берега, Ганы. В 1951 году Сукарно поддался соблазнительной идее — обратиться к немецким «экспертам» за помощью в создании гигантского исламского полумесяца от Океании до Ближнего Востока.

Гелен доверил своему западногерманскому разведывательному агентству подготовку свержения Сукарно. За этим последовало назначение бывшего нацистского штурмовика послом Бонна в Джакарте. Это был Гилмар Басслер, прежде ответственный за пропаганду в Восточной Азии, как член гитлеровского министерства иностранных дел и сотрудничавший с японскими войсками, оккупировавшими Индонезию.

Когда на сцене появилась требовательная фигура доктора Шахта, в Джакарте царил полный беспорядок. Экономика страдала от галопирующей инфляции, что напоминало Шахту о 1923 годе, когда он стал президентом Рейхсбанка и остановил катастрофическую инфляцию, последовавшую за Первой мировой войной. Он применил свои методы и в Индонезии. Но зная индонезийскую нелюбовь к точным цифрам, можно только удивляться тому, что Шахт выжил после обсуждения вопросов с Сукарно. Они были слишком разными людьми. Сукарно являлся секс-символом для миллионов последователей. Он делал все, повинуясь внутренним импульсам. Шахт же, седой старик, смотрел на мир сквозь толстые стекла очков, которые он выбирал так, чтобы они отражали свет в глаза его собеседников.

Шахт не жаждал встречаться с репортером. Незадолго до этого он вышел из тюрьмы, но, как и другие люди с похожим прошлым, не был склонен к враждебности. К тому же у него создалось впечатление, что Стивенсон находится в хороших отношениях с новыми индонезийскими вождями. От западных немцев в то время можно было ожидать самой деятельной поддержки. Курт Майер, генерал, возглавлявший танковую дивизию гитлерюгенда, был первым человеком, представившим Стивенсона Скорцени, а теперь и Шахту. Майер, приговоренный к смерти за истребление канадских военнопленных, стремился, как бы во искупление вины, оказывать любую помощь.

Стивенсон встретился с Шахтом в отеле «Капитолий», окна которого выходили на грязные каналы Джакарты. Вокруг роились малярийные комары, а от коричневых вод, загрязненных отбросами и фекалиями, распространялось зловоние. На открытом воздухе женщины, развязав саронги, омывали упругие груди. Неподалеку мужчины и мальчишки мочились, словно хвалясь друг перед другом живописными струями. Воздух в отеле был спертый. Над головами поскрипывали вентиляторы, то и дело оттуда сыпались электрические искры. Стивенсон процитировал индонезийскую поговорку, намекая на грязный канал: «Хорошие микробы поедают плохих микробов, если Вы не вмешиваетесь». Шахт устало глядел на Стивенсона, покачивая маленькой головой на костлявой шее, уголки его рта были опущены. Ходить вокруг да около не имело смысла, Стивенсон спросил напрямую, что известно Шахту о так называемом Братстве.

Вопрос явно испугал Шахта. Стивенсон быстро добавил, что не собирается публиковать его ответы. «Для Шахта, наверное, не новость, — пояснил Стивенсон, — что сохраняется постоянный интерес к подобным группам, например к «Кругу друзей»».

Шахт заметно напрягся при упоминании этого источника дополнительных доходов Мартина Бормана, созданного преемником и главным соперником Шахта — Мартином Эммануэлем Функом.