Читаем Партер и карцер. Воспоминания офицера и театрала полностью

Что касается Л. А. К., то ей стоит посвятить несколько строк в этих воспоминаниях, ибо подобные экземпляры весьма редки и даже в литературе еще не тронуты. Эта женщина основным принципом своей жизни имела стяжание вокруг себя поклонников и любовников, без ограничения их как в качестве, так и в количестве. Доискаться корня подобной ненормальности для девушки в 18 лет весьма трудно. Отчасти это можно объяснить наследственностью от мамаши, известной своими многочисленными авантюрами как в России, так и за границей; отчасти же проблесками половой психопатии, опять-таки наследованной от папаши, также известного в молодости забулдыги, пьяницы и развратника. Прекрасное влияние Театрального училища и целой библиотеки самых отчаянных бульварных романов дополнили остальное и вылепили эту «цельную натуру». Еще будучи 16-летней девочкой, она была уже пропитана насквозь ложью во всем и везде. С этого возраста она уже начала эту странную и бесцельную игру, которую продолжает и в настоящую минуту. Когда за ней ухаживали четверо молодых людей, она старалась каждому показать, что предпочитает именно его, причем для доказательств не стеснялась в средствах, то есть с каждым по отдельности, будучи tête-à-tête, говорила на «ты», обнималась и целовалась, говоря про остальных троих, что это дураки, над которыми она издевается. Я понял эту комбинацию почти сразу же, как попал в число «ее друзей», и во избежание быть в глазах других таким же дураком, начал тоже «контригру». Подобные отношения с перерывами и переменами длились все же около 3-х лет, причем последний год я, несмотря на все ее хитрости и самые рискованные обманы, вошел в круг ее тактики и сделался как бы посторонним наблюдателем этой интересной комедии. Интереснее всего то, что положительно нет возможности объяснить цель, ради которой она вела одновременно эти шесть довольно серьезных романов. О желании подцепить жениха побогаче не может быть и речи, ибо из нас шестерых наибольшим и фактическим успехом пользовались как раз те, которые были бы для нее самой неудачной партией в материальном смысле. О каком-либо чувстве или симпатии с ее стороны также трудно говорить, ибо невозможно себе представить женщину, любящую одновременно шестерых. В течение зимы 1906 года с четырьмя из нас она обручилась (!), с двумя сговорилась бежать и в заключение пятерым отдалась!!! При этом следует добавить, что это очень неглупая, развитая и начитанная женщина. К своей балетной карьере она относилась с пренебрежением и недоверием и не раз говорила и писала мне, что ее приводит в отчаянье профессия, при которой приходится фигурировать полуоголенной (!!!). Я, конечно, успокаивал ее, говоря, что на балет следует смотреть главным образом как на высокое искусство и что порядочная девушка и с характером сумеет себя сберечь не только на сцене, но и в самом последнем притоне. Мамаша ее не раз выражала надежду, что я возьму на себя роль ее охранителя в театре от нескромных авансов «этих господ, которые ходят в балет, чтобы любоваться молодым голым телом»… Черта с два! Тут сам Цербер с целым жандармским эскадроном не охранил бы этой невинной скромности. Тем не менее я первые 3–4 спектакля был неразлучно с ней и, само собой, так добросовестно «охранял» ее, что сам же явился первым нарушителем…

На одном из спектаклей, в котором она была не занята, мы приехали вместе в театр, и, несмотря на все старания, она не могла найти себе места. Не имея другого выхода из подобного положения, мне пришлось ввести ее в свою ложу и неизбежно познакомить ее со своими абонентами. В числе последних находился А. М. М<едников>, и вот тут-то и началась новая, «седьмая», комедия, впоследствии так нашумевшая в балетных кругах, да и в городе. Я, так хорошо изучивший Л., с места в карьер усмотрел с двух взглядов возникновение «нового дела» и от души пожалел А. М., который при подобной громадной опытности и большого выбора средств Л. неминуемо должен был влезть в самую глупую и даже грустную историю. После балета мы с Л. вдвоем ужинали в кабинете у Лейнера, где я сильно смутил ее, высказав свой взгляд на ее предстоящую «игру». Считая А. М. хорошим своим приятелем и искренне желая ему добра, я пытался было в течение нескольких следующих дней воспрепятствовать их сближению, но это, к сожалению, по глупости и доверчивости А. М., не удалось, а еще через неделю уже было бы поздно. В этот период времени я совершенно перестал бывать у Л., ибо совершенно не имел в виду ссориться из-за нее с А. М. Само собой, что он сыграл буквально ту же роль, что и каждый ее «друг», и я почти безошибочно определил, когда этот роман закончится, то есть через 1 ½ месяца, что и подтвердилось.

IX

Любовные интриги. — Новые порядки в Кронштадте. — Служебные курьезы. — Артиллерийский бал. — Ужин у Контана. — Рождество 1906 года. — «Опасный» стол в ресторане «Вена»

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека мемуаров: Близкое прошлое

Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном
Жизнь на восточном ветру. Между Петербургом и Мюнхеном

Автор воспоминаний, уроженец Курляндии (ныне — Латвия) Иоганнес фон Гюнтер, на заре своей литературной карьеры в равной мере поучаствовал в культурной жизни обеих стран — и Германии, и России и всюду был вхож в литературные салоны, редакции ведущих журналов, издательства и даже в дом великого князя Константина Константиновича Романова. Единственная в своем роде судьба. Вниманию читателей впервые предлагается полный русский перевод книги, которая давно уже вошла в привычный обиход специалистов как по русской литературе Серебряного века, так и по немецкой — эпохи "югенд-стиля". Без нее не обходится ни один серьезный комментарий к текстам Блока, Белого, Вяч. Иванова, Кузмина, Гумилева, Волошина, Ремизова, Пяста и многих других русских авторов начала XX века. Ссылки на нее отыскиваются и в работах о Рильке, Гофманстале, Георге, Блее и прочих звездах немецкоязычной словесности того же времени.

Иоганнес фон Гюнтер

Биографии и Мемуары / Документальное
Невидимый град
Невидимый град

Книга воспоминаний В. Д. Пришвиной — это прежде всего история становления незаурядной, яркой, трепетной души, напряженнейшей жизни, в которой многокрасочно отразилось противоречивое время. Жизнь женщины, рожденной в конце XIX века, вместила в себя революции, войны, разруху, гибель близких, встречи с интереснейшими людьми — философами И. А. Ильиным, Н. А. Бердяевым, сестрой поэта Л. В. Маяковской, пианисткой М. В. Юдиной, поэтом Н. А. Клюевым, имяславцем М. А. Новоселовым, толстовцем В. Г. Чертковым и многими, многими другими. В ней всему было место: поискам Бога, стремлению уйти от мира и деятельному участию в налаживании новой жизни; наконец, было в ней не обманувшее ожидание великой любви — обетование Невидимого града, где вовек пребывают души любящих.

Валерия Дмитриевна Пришвина

Биографии и Мемуары / Документальное
Без выбора: Автобиографическое повествование
Без выбора: Автобиографическое повествование

Автобиографическое повествование Леонида Ивановича Бородина «Без выбора» можно назвать остросюжетным, поскольку сама жизнь автора — остросюжетна. Ныне известный писатель, лауреат премии А. И. Солженицына, главный редактор журнала «Москва», Л. И. Бородин добывал свою истину как человек поступка не в кабинетной тиши, не в карьеристском азарте, а в лагерях, где отсидел два долгих срока за свои убеждения. И потому в книге не только воспоминания о жестоких перипетиях своей личной судьбы, но и напряженные размышления о судьбе России, пережившей в XX веке ряд искусов, предательств, отречений, острая полемика о причинах драматического состояния страны сегодня с известными писателями, политиками, деятелями культуры — тот круг тем, которые не могут не волновать каждого мыслящего человека.

Леонид Иванович Бородин

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное
Партер и карцер. Воспоминания офицера и театрала
Партер и карцер. Воспоминания офицера и театрала

Записки Д. И. Лешкова (1883–1933) ярко рисуют повседневную жизнь бесшабашного, склонного к разгулу и романтическим приключениям окололитературного обывателя, балетомана, сбросившего мундир офицера ради мира искусства, смазливых хористок, талантливых танцовщиц и выдающихся балерин. На страницах воспоминаний читатель найдет редкие, канувшие в Лету жемчужины из жизни русского балета в обрамлении живо подмеченных картин быта начала XX века: «пьянство с музыкой» в Кронштадте, борьбу партий в Мариинском театре («кшесинисты» и «павловцы»), офицерские кутежи, театральное барышничество, курортные развлечения, закулисные дрязги, зарубежные гастроли, послереволюционную агонию искусства.Книга богато иллюстрирована редкими фотографиями, отражающими эпоху расцвета русского балета.

Денис Иванович Лешков

Биографии и Мемуары / Театр / Прочее / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное