Ох, и хитер оказался дядька! Надумал он, пока за ним женского догляда нет, бражку для самогона поставить. Задумано — сделано.
— Да я ихнего отъезда как праздника самого лучшего ждал! — ликовал он. Заранее все приготовил.
Он затащил на печку здоровенную флягу, наполнил её водой из хорошего колодца, а потом и дров притащил для растопки. Воду для бражки носил издалека.
— Родниковая, — приговаривал он, вытирая пот со лба.
Хороший колодец находился далеко. Федя, когда его гоняли по воду, норовил взять водичку поближе, за что Настя ворчала на него.
— Откуда брал, опять небось из Зинкиного колодца? Лень два шага лишних сделать.
— Ну уж, и два шага, — возмущался Федя.
На этот раз он не поленился. Со знанием дела растопил печку и поддерживал нужную температуру. Мельчил дрожжи, чтобы бражка «взялась». Потом укутывал бидон старым ватным одеялом.
— Все путем.
Половину следующего дня он хлопотал возле теплой печки, как хорошая хозяйка. Во второй половине, от греха подальше, взвалил флягу на горб и попер её в сад, в дальний пустой улей.
— Береженого Бог бережет, — приговаривал он.
Колька внимательно наблюдал за всеми манипуляциями и помогал, чем мог.
— Смотри, молчок, не проговорись нашим, — предупредил его Федя.
Колька клятвенно заверил, что он скорее умрет, чем слово скажет.
К вечеру появились все: и бабушка, и Настя с дочерьми, довольная поездкой. Поведение мужа насторожило её, ну надо же, даже не выпимши!
Бражка, как известно, чтобы шел процесс, требовала дополнительной температуры. Старый садовый улей её не обеспечивал, но у Феди все было продумано.
Бабушка Маня каждый день топила русскую печку. Федя клал на лежанку несколько кирпичей, а потом, когда они нагревались, незаметно уносил их в улей, прикрыв полами драной телогрейки. Так продолжалось десять дней и никто ни о чем не догадывался. Дядька пробовал бражку и решал для себя важный вопрос: пора или чуть погодить. Получение конечного продукта — дело серьезное, к нему надо подготовиться, особенно когда женка, как опытный сыскарь с тебя глаз не спускает.
Увы, хлопоты оказались пустыми. Подвели мужика излишняя старательность и самоуверенность.
Первой заметила неладное Настя. Федя, которого, бывало, в огород на аркане не затащишь, вдруг повадился бегать в дальний угол сада, где стояли старые ульи.
— Ты что там потерял? — удивилась она.
— Лучку пощипать захотелось.
— Лучку-у?
Лучком с хлебом он всегда самогон закусывал. Настя задумалась. Трезвый, как стекло, ходит, при чем тут лучок?..
Ему бы, дураку, смекнуть и сориентироваться. Тогда ещё можно было незаметно переправить флягу на задний пруд, а там, глядишь, воспользовавшись тем, что жена на работе, быстренько выгнать самогон. Нет, понадеялся на собственную изобретательность и оставил бидон на месте. Его ещё сроки смутили, десять дней прошло, пусть, прикинул, все двенадцать постоит, дойдет как следует.
Дошло! Вечером пришел с работы, первым делом, как обычно, на огород побежал, откинул улей, а там нет ничего. Федя обалдел. Посмотрел на всякий случай ещё под двумя, что стояли рядом. Хрен там! Он рысью побежал в дом.
На кухне хлопотала Настя.
— Потерял что, взмыленный такой прибежал? — ласково спросила она.
— Да… — начал он и замолчал.
Жена, как ни в чем не бывало, продолжала собирать на стол.
— Сейчас ужинать будем, за лучком бы сходил.
Когда вернулся с пучком зеленого лука, на столе стояла бутыль самогона.
— А это с каких? — опешил он.
— С таких, — насмешливо прищурилась Настя. — Ох, и хорошое вино получилось. Медом пахнет.
Федя хлопал глазами.
— Садись уж, угощу, с твоих собственных трудов. Налью маленько.
Тут только до него дошло. Ах ты ж, твою мать! И как догадалась?
Настя потом долго над ним куражилась.
— Смотрю, бегает и бегает на огород. Думаю, с чего бы это? Девчонкам своим наказала: с папки глаз не спускать. Они и высмотрели, что он теплые кирпичи с печки таскает и под улей сует. Да с оглядкой все делает, украдкой. Такую конспирацию развел, подпольщик хренов! Я заглянула и обомлела. Это ж надо такое придумать?
Феде потом удалось все-таки урвать бутылку. Настя отжалела.
— На, а то, смотрю, заскучал, как черт на покаянье.
Он сидел на крыльце и горько жаловался Кольке и вертевшемуся тут же коту Барсику, которые сочувствовали ему, как могли.
— Нет в жизни счастья! Бьешся, как …ер о мерзлую кочку. Хуже скотины рабочей пашешь, и ни выпить, ни закусить с устатку. Питался бы я, как наша корова Зорька, одной травой, накосил бы себе стог сена и — порядок, ни от какой власти не зависишь, в магазин ходить не надо. А тут… Я на своем горбу эту флягу пер. И что? Теперь Настенка, как нужда, месяц зудеть будет…
Эти воспоминания заставили Николая грустно улыбнуться. Нет, его дядька был не просто любитель выпить, у него своя философия была. Жил он, как и большинство односельчан, бесхитростно, весь на виду.
Подойдя к пруду, Николай увидел, что на берегу стоит мужик и кричит, повернувшись к воде.
Николай прислушался.
— Гы, гы, га-а, — донеслось до него.