Партия в преферанс

Странный человек продолжал бессвязно орать и размахивать руками. Подойдя поближе, Николай увидел, что он одет в какую-то хламиду в заплатках. Седая всклокоченная грива давно не стриженных волос была небрежно откинута назад.

«Что он делает здесь?» — мелькнула мысль. И в ту же секунду Николай узнал нелепо одетого старика. Это был Гришка, сын Пимена. Он звал домой гусей, потому и орал, и махал руками.

Николай остановился как вкопанный. Малыш, до того не подававший голоса, залаял.

Гришка, заслышав собачий лай, обернулся. Страшная гримаса перекосила его лицо.

— Гы-ы! — громко заорал он и затрясся.

Малыш ощетинился и зарычал.

— Стоять! — приказал собаке Николай и взял её за ошейник.

Пес стал вырываться из рук.

Гришка вдруг пригнулся и бросился бежать прочь.

Николай смотрел ему вслед со странным чувством. Тяжело видеть близко такой страшный недуг. Сейчас он опять как будто прикоснулся к прошлому. Оно было здесь, совсем рядом, но ни понять, ни разгадать его ему не под силу.

Когда узнал от бабки Матрены, что Гришка находится в Степаниках, подумал, что надо бы встретиться с ним. Зачем? Он и сам не знал. Наверное, чтобы ещё раз своими глазами убедиться: ни от Мани, ни от Гришки узнать ничего нельзя.

И ещё с одним человеком из бывшей деревни Ежовка хотел повидаться Николай. С Мишкой Шатуном. Когда услышал, что Шатун в Степаники переселился, сразу решил, что, не встретившись с бывшим пастухом, отсюда не уедет. Только торопиться с разговором не надо. Вернется завтра Вера из города, ясно станет: есть ли вообще смысл в таком разговоре?..

Глава 18

Ленька Сычов злился на папашу: и чего старый таится, чего изображает?.. Сказал бы прямо, так, мол, и так, а то одни недомолвочки да намеки. Легко сказать, последи за гостем Доронькиных. Здесь не город, все на виду.

Он открыл калитку и зашагал к батькиной избе. Машинально оглядывал двор: хорошее хозяйство, справное. Такое, что на два века хватит. Старый Сыч, может, и проживет два века. Крепкий мужик, излишеств себе не позволяет, не то что он, Ленька. У отца одно хозяйство на уме, да ещё — сколько в кубышку запрятал. Дурак, обругал себя Лоскут, он — законный наследник, ему все достанется.

Рядом с верандой незаметно притулилась собачья будка, в которой проживал Полкан. Пес, как и большинство сидящих на цепи собак, отличался на редкость злобным характером. А уж хитер был, бестия!.. Другого такого поискать. Заслышав, как открывается калитка, он, минуту назад гревшийся на солнышке, мгновенно скрывался в будке. И ждал. Привязан Полкан был очень толково: длины его цепи лишь немного не хватало до противоположной изгороди.

Те, кто навещали Сыча, знали, что по дорожке ходить ни в коем случае нельзя, надо держаться поближе к забору.

— Полкаш, Полкаша, — окликали его.

Он не подавал признаков жизни. Но стоило сделать лишний шаг, как пес выскакивал из будки, как черт из табакерки. Зубастая пасть щелкала в полуметре, норовя цапнуть. Посетитель, как ошпаренный, отскакивал к забору и костерил подлую собаку.

— До кондрашки меня, паразит, чуть не довел, — жаловалась соседка Сыча. — И главное, молчком все, тишком, а у меня руки-ноги затряслись. Убери ты, Егор, своего дракона, не ровен час, загрызет кого.

— Зато всякое жулье мой дом десятой дорогой обходит, — резонно возражал Сыч.

— Это точно, — вздыхала соседка, но к Егору лишний раз старалась не ходить.

Полкан и на дочку Леньки набрасывался, но она приспособилась. Быстро-быстро пробегала опасное место, держась поближе к забору, пока зверюга не очухался, и, стоя на веранде, показывала язык.

К младшему Сычу пес относился по-разному. Иногда пропускал, не гавкнув, а иногда появлялся из будки и глухо ворчал.

Сейчас, задумавшись, Леонид шел по дорожке, вымощенной красными кирпичами.

Полкан метнулся к нему и сбил с ног.

— А, твою мать! — заорал, опрокидываясь, Ленька и пнул его милицейским сапогом. — С-скотина! Я тебе…

Полкан, ворча и гремя цепью, полез в будку.

— Чего не поделили? — раздался голос Егора.

— Ну, батя, совсем псина озверел. На своих кидается.

— В горницу иди, нечего на улице орать.

Леонид, насупившись, сидел напротив отца.

— Дома он сидит. Первые два дня, как приехал, все где-то мотался, гулял по окрестностям. Природой нашей очень восхищался. Вчера с почты вернулся и больше никуда не высовывался.

— Сами Доронькины чем заняты?

— Как обычно. Васька по хозяйству вертится, дел по горло. Жаловался, вроде два борова приболели, Валя к ветеринару бегала.

— Значит, гость нынче дома сидит. Как его звать-то?

— Константин.

— И долго гостить собирается?

— Не говорят. Ксения с почты у Валентины спрашивала. Та плечами пожала, сказала, что Славик скоро пожалует.

— Вот как?

Егор заскреб затылок.

— А Колька Першин?

— Этот в Степаниках. У родственицы Веры Пчелкиной отдыхает, у бабки Матрены.

— Тоже никуда не выходит?

— Непонятно. Сама Пчелкина сегодня первым автобусом в город укатила, Першин у Матрены остался. Похоже, у него другой интерес. — Ленька подмигнул отцу. — По женской линии.

— У голодной куме одно на уме, — буркнул Сыч. — У тебя все интересы вокруг этого самого вертятся.