Партизаны Е.И.В.(СИ)

Исстрадавшийся без выпивки мусью радостно мурлыкал под нос незатейливую песенку, и спускался по рассохшимся ступенькам спиной вперёд. Лучший момент вряд ли представится... Да и зачем ждать? Неслышно сделать два шага вперёд, и... Но француз вдруг резко развернулся, и капитан-лейтенант едва успел присесть, пропуская над головой тяжёлый кувшин. Как только почувствовал, собака? Наверное, не зря говорят, будто опытный солдат способен ощущать недобрый взгляд. Чёрт побери, в следующий раз придётся глядеть с любовью.

- С-с-волочь, - выдохнул свистящим шёпотом Давыдов, и, не вставая с колен, ткнул вторым ножом, зажатым в левой руке. И сразу же рванул вперёд, заглушить возможный стон. - Сдохни, тварь.

Неожиданно вскипевшая ярость Дениса Васильевича чуть было не прорвалась наружу злым звериным рычанием. Откуда только и взялось - он подхватил упавшего навзничь француза с удивившей его самого силой, и, протащив к стоявшей у окошка бочке, сунул того головой в капусту. Егерь, несмотря на тяжёлую рану, энергично сопротивлялся, но через несколько минут дёргаться перестал.

- Рене, ты долго ещё там? - в подполе потемнело, а склонившаяся над люком физиономия с удивлением произнесла. - Что ты творишь, свинья? Хлещешь прямо из бочки, вместо того, чтобы позаботиться о товарищах? Возьми третий кувшин. Господин лейтенант тоже хочет попробовать русского хлебного вина, а то на чердаке пыльно и жарко. Слышишь меня, придурок?

Рене по понятной причине не отвечал, и это привело Луи в бешенство. Недолго думая, он попросту спрыгнул вниз, благо высота ненамного превышала человеческий рост, и решительно схватил приятеля за плечо.

- Ах... - только и успел сказать, когда нож вошёл в спину между третьим и четвёртым ребром.

Час спустя.

Пан Пшемоцкий сверлил взглядом привязанного к лавке французского лейтенанта, но сие занятие не мешало внимать рассуждениям капитан-лейтенанта Давыдова. Более того, он слушал командира с большим почтением, так как человек, в рукопашной схватке уничтоживший двоих, и пленивший третьего противника, достоин уважения.

Кузьма, устроившийся с винтовкой у окна, интереса к словам Дениса Васильевича не проявлял, но время от времени косился на небрежно брошенный рядом со столом кошелёк с вышитым шёлком дворянским вензелем. Тощий, по правде сказать, кошелёчек, но всё же...

- Обратите внимание, пан Сигизмунд, на этот, извиняюсь за выражение, образец офицера так называемой "Великой армии" Наполеона Бонапарта. Грязен, небрит, голоден, завшивлен... Что ещё? Убийца мирного населения. Кузьма, ты же мирное население, не так ли?

- Так оно и есть, ваше благородие, - согласился партизан, наконец-то разобравшийся в правильном титуловании капитан-лейтенанта. - Разве кто-то не верит?

- Он, - Давыдов показал на лейтенанта, изо всех сил пытавшегося выплюнуть сделанный из его же шарфа кляп. - Сомневается мусью.

- Можно я его стукну?

- Мы его ещё не допросили.

- А после допроса? - Кузьма вытащил из-за пояса топор и ногтем опробовал остроту заточки. - Ой, а чего это с ним?

Француз замычал, дёрнулся несколько раз, и затих.

- Сомлел, - вздохнул Давыдов и укоризненным тоном произнёс. - Ты бы рожу попроще сделал, а то люди пугаются.

- Так не специально же, ваше благородие.

- И тем не менее... Вообще отвернись.

Для приведения пленника в чувство подошёл всё тот же капустный рассол, так как иных жидкостей в избе попросту не нашлось. Два кувшина, выплеснутых в лицо, и сильные похлопывания по щекам способствовали выведению лейтенанта из беспамятства. А чтобы не заорал, изобретательный пан Сигизмунд предложил надеть французу на голову обыкновенный глиняный горшок - пусть речь станет труднее разобрать, зато хорошо заглушит возможный крик.

Так и сделали. И первое, с чего начал избавленный от кляпа лейтенант, так это с предъявления претензий:

- Вы не имеете права обращаться подобным образом с офицером и дворянином!

На пана Пшемоцкого и Кузьму Петрова, не владеющих французским языком, эмоциональное высказывание впечатление не произвело, но Денис Давыдов нахмурился:

- Я не вижу перед собой дворянина.

- Но позвольте...

- Не позволю! Благородное сословие во Франции истребили во время этой вашей революции, - последнее слово Денис Васильевич произнёс с нескрываемым отвращением. - Так что учтите - законы Российской Империи чрезвычайно строги к самозванцам. Традиции...

- Мои родители успели бежать в Англию.

- Вот как? - воодушевился капитан-лейтенант. - Это же полностью меняет дело! Ну что же вы сразу не уточнили такой важный момент?

- Не успел, - прогудел из-под горшка француз. - Но как это повлияет на мою судьбу?

- Судьбу? О какой судьбе можно говорить, если по указу Его Императорского Величества любой англичанин, вступивший на русскую землю, подлежит незамедлительному повешению? Так что успокойтесь, пытки вам не грозят, а верёвка довольно милосердна и не принесёт лишних страданий. Мыла только нет, уж извините.

Но что-то в интонациях Дениса Васильевича прозвучало такое, что обнадёжило лейтенанта, и дало пищу к размышлению и новым вопросам:

- Есть иные варианты?