Партизаны Е.И.В.(СИ)

- Были ими, - возразил Бенкендорф. - Но пограбить не откажутся. Это точно.

- Грабежи - не наша метода.

- Почему? - в глазах явственно читается удивление.

- Стяжательство есть грех, - поясняю под одобрительный, но слегка насмешливый взгляд отца Николая. - Сами должны всё отдать, причём с благодарностью и чувством вины за слишком малую сумму.

- Да?

- Именно так, и никак иначе. Не стоит строить своё благополучие на несчастье других. В государственном смысле - не нужно делать это столь явно. Понятно изъясняюсь?

Ростопчин уловил мысль первым:

- Готовить проект капитуляции совместно с министерством финансов, государь?

- Да, но только не переусердствуйте, а то обдерёте Бонапартия как липку.

Опять оживился Державин:

- Контрибуцию высчитывать по чести или по совести?

- По правде, Гавриил Романович.

- Боюсь, у Наполеона столько не будет.

- Тогда в разумных пределах, но без крохоборства.

- Простите...?

- Мелочёвкой мы изволим брезговать.

- Понятно. Сию же минуту приступим к работе, государь! - Державин снял салфетку и поднялся из-за стола. - Разрешите идти?

Мария Фёдоровна постучала ложечкой по чашке с чаем, привлекая внимание:

- Куда вы собрались, а как же совещание Совета? Извольте не пренебрегать обязанностями.

- Совет? - Гавриил Романович искренне удивился. - Разве сейчас не он был?

- Вы ошиблись, это всего лишь завтрак.

- Да, господа, - поддержал я супругу. - Не будем откладывать до полудня, прошу всех проследовать в кабинет.

Там же. Спустя полтора часа.

Великий Князь и цесаревич Николай Павлович грустил. Жизнь проходила мимо, неподалёку вершились судьбы мира, менялись границы одних государств и исчезали с карт другие, время летело вперёд, а он до сих пор так и не совершил ни одного подвига. И неважно, что Цезарь или Александр Македонский в таком возрасте тоже ничего не успели сделать - голоногие древние дикари наследникам скифов не указ! Они не сделали.... а ему очень нужно сделать!

Вот Михаил Нечихаев намного ли старше? На семь лет всего, а уже капитан и кресты со звёздами на груди не помещаются. И первый бой принял как раз в одиннадцать! Эх, завидно становится... К Дашке Нечихаевой теперь и не подойти - нос воротит и требует доказательств храбрости. Девице, говорит, старшим братом гордиться должно, а кое-кому за широкой отцовской спиной прятаться не подобает. Врёт она всё, эта Дашка! Никакая у отца спина не широкая, он вообще ростом маленький. Ну и пусть! Зато Наполеон на три пальца ниже - Александр Христофорович по большому секрету сообщил.

А Дашка, хотя её по правилам приличия полагается называть Дарьей Касьяновной, противная. И как на такой в будущем жениться? И ведь придётся - сам обещал ещё три года назад. Но для этого необходимо стать героем.

Решено! Николай встал с дивана, где так удобно предаваться унынию, и пошёл готовиться к подвигам. Хотя чего уж там готовиться? Всё приготовлено заранее, и самое сложное, что предстоит, это выскользнуть из Михайловского замка незамеченным. Да, стоит поторопиться, пока война совсем не закончилась. А капитан Нечихаев не прогонит и домой не отправит, капитан Нечихаев человек хороший.

Казачий мундир Атаманского полка пошит недавно, потому сидит без изъянов, нигде не топорщится и не жмёт. Сабля кована как раз под его руку... пистолеты на пояс... Не забыть взять денег - мешок с харчами на себе тащить тяжело, а десяти рублей вполне хватит на пропитание по дороге. Мишке лучше ничего не говорить - мал ещё для войны. Вот письмо с объяснениями разве оставить?

Николай вздохнул и с тоской посмотрел на чернильницу и стаканчик с гусиными перьями - учителя не разрешали пользоваться вечными ручками, мотивируя необходимостью сначала поставить красивый почерк, и уже потом осваивать скоропись. Но деваться-то некуда! Чистая бумага ещё осталась?

На лист ложились ровные строчки, и даже привычные кляксы не портили настроение. А если буквы выводить покрупнее, то текста получится больше! И тут чуткий слух цесаревича уловил странный разговор за дверью:

- Не будет ли это считаться дезертирством, Абрам Соломонович? Всё-таки без приказа... - слышался взволнованный молодой голос.

- Какое тут дезертирство, Гриша? - отвечал приглушённый бас. - В действующую армию идём, не к тёще на блины.

- А ну как под трибунал потом?

- И что? Да пусть хоть сто раз разжалуют, чем во дворцовых караулках штаны протирать. Казак для битвы рождён, Гриша! Вот, бывалоча, мы с Михаилом Касьяновичем...

Николай насторожился, а молодой голос перебил собеседника:

- Не прогонит он нас, господин старший урядник?

- Нечихаев-то? Мы не скажем, что самовольно прибыли - пополнение, и всё тут. Успеть бы только до Кенигсберга к приходу "Забияки" добраться, а уж там... Одвуконь пойдём, тогда не опоздаем. Но выходить нужно сегодня в ночь.

- Боязно.

- Дело верное, Гриша. Вернёмся победителями, а их, как известно, не судят. Ты со мной?

- С тобой, Абрам Соломоныч.

От радости у Николая дыхание спёрло. Неужели Господь послал момент? Да, это он самый, можно не сомневаться!

Цесаревич на цыпочках подбежал к двери и рывком распахнул её: