Читаем Пару штрихов тому назад полностью

Дверь оказалось открытой – во всяком случае, войти ему не составило труда. В квартире было пусто, на кухне все оставалось так, как было в тот день, когда он исчез, нырнув в картину. В коридоре скомканным лежал тот самый список продуктов, который составила Мария и которому, как было заведено, он должен был строго и беспрекословно подчиниться. В комнате все было так, как было тогда. И картина на мольберте – Художник на нее даже не взглянул.

– А где Маша? – спросил он сам у себя. – И где я? Исчез, пропал, и нет пути назад, нет, не сочувствуйте, я сам найду дорогу…

И здесь он понял, что нет его самого, его тела, которое было здесь, у мольберта, на полу.

– Маша! – снова крикнул Художник и сообразил, что жена вызвала скорую и отправила его в больницу, вполне возможно, в ту самую клинику, где сама работала, в стационар.

– Маша, это же стоит таких денег, зачем ты так? А где Аленка? У бабушки? Твоя мама опять ее будет баловать, потом ни есть, ни спать спокойно не будем. Да и травами своими кормить и поить будет, у ребенка снова на неделю несварение зарядит, детей в садике урчанием в животе пугать. Маша, Маша!

Художник выбежал из квартиры, громко хлопнув дверью. Обычно на такие громкие звуки выглядывала соседка и, с недовольным видом высунувшись из-за своей двери, материлась, но сейчас она будто бы ничего не слышала.

Автобус шел совсем пустым, да и кондуктор почему-то не потребовал оплатить проезд. Остановок водитель не делал. В салоне гремела музыка, она вырывалась не только из кабины, но и из тех динамиков, через которые объявляют остановки. Кондуктор охал, грыз семечки и травил похабные анекдоты, то и дело поглядывая на табличку «Разговор с водителем во время движения запрещен». До Художника донеслось:

– Приходит мужик домой, открывает дверь, а из комнаты выбегает незнакомая голая баба. Он смотрит на нее, не знает, чего сказать, думает, что ошибся дверью, а она…

Чем закончилась эта пикантная история, Художник так и не узнал. Он выпрыгнул из автобуса на ходу. Ни водитель, ни кондуктор этого не заметили, автобус даже не притормозил. Художник отряхнулся, качающейся после кувырка походкой пошел по дорожке, наконец, оправился и вбежал в клинику – легко, по пандусу, перескочив через перила. На входе его никто не остановил и не спросил, куда он идет. Дежурная медсестра продолжала заполнять какие-то бумаги. В коридоре сидели пациенты и ждали приема.

– Маша, где ты? Куда ты меня упекла? Нет, не разорилась же ты на люкс! Эти деньги мы откладывали на лето, ты не могла их потратить на больницу. Продали бы пару картин, или взял ученика со стороны на один-другой раз в неделю.

Художник заглядывал во все двери палат. Пройдя через одно крыло, он прошел в другое. Дальше лестница, поворот, еще поворот – и реанимация. Здесь никогда не бывает шумно. Тот, кто шумит, уже не считается здесь потенциальным клиентом. В реанимации лечатся тихие и покорные.

– Эй, мужик, закурить не найдется? – спросил Художника пожилой мужчина с отекшим лицом.

На нем была одна тельняшка, задиравшаяся на огромном волосатом животе.

– Ты бы штаны одел для приличия, здесь же женщины все-таки ходят иногда, посетители или медсестры, – невольно вырвалось у Художника.

– Так есть закурить или как? – повторил он вопрос, параллельно ковыряя в носу и зачем-то поглаживая свой огромный живот. – Уже битый час тут хожу, как будто не с людьми разговариваю, а со стенами. А еще платил за палату, за уход, за отношение людское, не как к скотине. А что в результате? Эх, пропади оно все и эти болячки тоже.

К своему удивлению Художник нащупал в заднем кармане джинсов пачку сигарет и зажигалку. Пачка была начатой, в ней оставалась еще одна сигарета.

– Ну вот, а ты говоришь, что нет.

– Забирай, если жена узнает, что у меня откуда-то взялись сигареты, начнется такое, что лучше тебе не знать! – вздохнул Художник. – Она же у меня совсем не переносит табачный дым, я ради нее когда-то и бросил курить.

– Бывает, – буркнул мужик, выхватывая дрожащими руками зажигалку и сигареты.

Раздался характерный чиркающий звук, и через минуту облака сигаретного дыма вырвались под потолок.

– Вот спасибо, – говорил мужик, нервно затягиваясь. – Вот выручил! А то знаешь, так захотелось курить, будто бы в жизни не курил вообще!

– Слушай, ты тут везде, чувствую, осмотрелся. Ты мою жену не видел? Ну, такая, симпатичная, высокая, худая, светлые длинные волосы. Никак не могу найти.

Мужик с упоением вдыхал дым, казалось, он не слушает Художника, а если и слушает, то делает вид, что просто игнорирует все сказанное.

– Прямо по коридору, предпоследняя палата, слева, там дверь открыта.

Художник помчался туда и оглянулся, лишь когда добежал до дверей – мужик докурил сигарету и теперь нюхал окурок, так, словно это была дорогая кубинская сигара.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Зулейха открывает глаза
Зулейха открывает глаза

Гузель Яхина родилась и выросла в Казани, окончила факультет иностранных языков, учится на сценарном факультете Московской школы кино. Публиковалась в журналах «Нева», «Сибирские огни», «Октябрь».Роман «Зулейха открывает глаза» начинается зимой 1930 года в глухой татарской деревне. Крестьянку Зулейху вместе с сотнями других переселенцев отправляют в вагоне-теплушке по извечному каторжному маршруту в Сибирь.Дремучие крестьяне и ленинградские интеллигенты, деклассированный элемент и уголовники, мусульмане и христиане, язычники и атеисты, русские, татары, немцы, чуваши – все встретятся на берегах Ангары, ежедневно отстаивая у тайги и безжалостного государства свое право на жизнь.Всем раскулаченным и переселенным посвящается.

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза
Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза