Паруса, разорванные в клочья. Неизвестные катастрофы русского парусного флота в XVIII–XIX вв.

Из воспоминаний участника событий: «Кто только мог работать, были поставлены к помпам; употребили все возможные средства для выкачивания воды, но она постоянно прибывала, и к полудню 24-го числа наполнила почти весь трюм, где лежала провизия и пресная вода; достать их не было никаких средств. В первые часы нашего бедствия мы забыли о пище и боролись только против близкой очевидной смерти, потому, что не знали, до какой степени поврежден транспорт, и каждую минуту могли ожидать, что он пойдет ко дну».

Положение меж тем ухудшалось с каждой минутой. Все шлюпки, за исключением маленькой шестерки, были давным-давно сметены в море. От сильной качки в носовой части «Змеи» начали отходить обшивные доски. Из-за непрерывной работы то и дело ломались помпы. В довершение всего тронулся с места балласт и сложенные в трюме трофейные орудия. Поправить ситуацию было просто невозможно. Несколько смельчаков, бросившихся было к катающимся по трюму орудийным стволам, чтобы попытаться их закрепить, были тут же раздавлены. Внутрь судна потоками вливалась вода, надрывно кричали раненые. Все с ужасом ждали, что же случится дальше. Очередной вал с силой ударил в борт транспорта. От удара балласт и орудия резко сместились на противоположный борт, судно сильно накренилось. В это время следующий вал с еще большей силой ударил в борт, и «Змея» стремительно повалилась набок. Крик ужаса пронесся по всему судну. Наступила та минута, когда самый опытный командир и самая лучшая команда уже не в силах была уберечь свое судно от гибели. Наступила минута, когда все зависело лишь от Провидения.

Из воспоминаний участника событий: «Положение наше было в полном смысле ужасное; транспорт на боку, без парусов, до половины налитый водою, страшно качало; редкий вал не переходил через палубу, на которой нельзя было стоять, не привязавшись к борту или мачте. Между тем наступила ночь, ураган ревел».

Хуже всех пришлось, разумеется, раненым, которым никакой помощи в столь критической ситуации оказать было просто нельзя. Они давно сидели по грудь в холодной воде, все больше и больше наполнявшей трюм, и тихо молились. Матросы, вконец измотанные непрерывной работой на пронизывающем ветру, из последних сил старались удержать судно на плаву. Все ждали смерти, но все, как могли, боролись за жизнь и надеялись на чудо.

– Что в трюме? – то и дело запрашивал со шканцев Тугаринов.

– Топит по-черному! – докладывали ему.

Лежавшее на борту в воде судно все больше и больше погружалось, зарываясь носовой частью.

Вскоре ко всем несчастьям, обрушившимся на команду и пассажиров «Змеи», добавились еще два: голод и жажда. Особенно невыносимой была жажда. В горячке борьбы за спасение судна все запасы продовольствия и воды остались в залитом водой трюме, и достать их теперь обессиленным вконец людям не представлялось никакой возможности. По приказу командира собрали все, что осталось, а осталось не густо: несколько пудов подмоченных соленой водой сухарей, шесть ведер пресной воды, три ведра вина да шесть ведер уксуса. Распределять эти крохи командир обязал лейтенанта Колесникова.

– Вино только раненым! – велел ему Тугаринов. – Все остальное делить поровну без различия чинов и званий, а порции самые умеренные!

Чтобы хоть как-то утолить страшную жажду, люди пили морскую воду, разбавляя ее уксусом, но от этого жажда только усиливалась.

Из воспоминаний участника событий: «Некоторые из больных и раненых не могли вынести этих мучений и умирали. Не долги были их похороны: умершего выносили наверх, клали на палубу; привязанный к мачте матрос читал молитву и говорил «Аминь», когда нашедшая волна уносила покойника. Правду сказать, тогда эти сцены мало действовали на оставшихся в живых: собственная опасность сделала нас равнодушными к другим; мы сами ожидали вскоре отправиться в ту же дорогу».

25 октября, незадолго до полуночи, ветер наконец-то начал понемногу стихать. У людей появилась робкая надежда на спасение.

Кое-как подняли марсель на фок-мачте, но поставить «Змею» на ровный киль так и не удалось. Балласт с пушками упорно не желал переместиться в центр трюма, и транспорт по-прежнему оставался в крайне опасном положении, лежавшим на борту в воде. После колоссальных усилий к утру следующего дня все же удалось направить судно по ветру и взять курс к ближайшему западному берегу. При этом положение «Змеи» почти нисколько не улучшилось – она все так же лежала на боку. Сильная зыбь раскачивала ее корпус самым страшным образом, а вода все прибывала. Волны беспрерывно ходили через палубу. Один из таких валов выбил глухие люки в корме и влился в командирскую каюту, забитую больными и ранеными. Большая часть людей, находившихся там, сразу захлебнулись, остальных кое-как удалось вытащить.

Воду продолжали откачивать помпами, ведрами и просто пустыми бочонками.

– Штурман! – подозвал подпоручика Андреева командир. – Ты можешь определиться?

В ответ тот отрицательно покачал головой: