Пасадена

Его не называли по имени — Брудер; он был какой-то там бесприютный сирота, мальчишка, который хотел выучиться читать, ребенок с глазами преступника, и сегодня никто уже и не вспоминал, что много лет назад ногам Брудера не раз доставалось от посеребренной трости, что его безжалостно спихивали в бассейн и бордовая бархатная форма облепляла неуклюжее подростковое тело. Конечно, это себе позволяли не все, но Брудер не забыл имен и лиц тех, кто делал такое; голубые с золотой искрой глаза лохматого белобрысого мальчишки по имени Уиллис Пур; почти синие глаза его сестры Лолли, худенькой девочки в теннисном платье. Как-то выдался день, когда особенно свирепствовал жаркий ветер санта-ана и дул так немилосердно, что сорвал повязку с головы Лолли. Она влетела прямо в окно кухни и упала на плечо Брудера — атласная, зеленая, фута три в длину. Уиллис Пур заорал не своим голосом: «Не трогай ее своими грязными лапищами!» Четырнадцатилетняя Лолли, похожая на птичку, стояла у окна и, улыбаясь, прижимала подбородок к груди. Брудер передал ленту через подоконник, вложил ее в хрупкую, точно птичья лапка, руку девочки, а Уиллис, гневно упершись руками в бока, отправился к управляющему клубом, заставил его уволить Брудера и лично вышвырнул его за ворота.

Блэквуд заметил:

— Да, но ведь ранчо Пасадена владели Уиллис и Лолли Пур. Как же вы умудрились стать его хозяином?

У него промелькнула мысль, нет ли за этим какого-нибудь преступления.

— Ну, тогда я начну с самого начала.

— Хорошо, начинайте с самого начала.

— Ранчо построил Уиллис Пур-первый, а когда он умер, оно перешло к его сыну, Уиллису Пуру-второму.

— Когда умер первый Пур?

— Вы что, хотите сказать, что миссис Ней не сказала вам?

Блэквуд ответил, что не сказала.

— Тогда что же она вам тут рассказывала? — бросил он и продолжил: — Ранчо Пасадена перешло от отца к сыну в один безоблачный день тринадцатого года, когда над Арройо-Секо разбился дирижабль.

— Что?

И Брудер рассказал, что дирижабль запустили специально для того, чтобы его пассажиры могли любоваться окрестностями. Гондолу из серого шелка заполняли бытовым газом, десять человек поднимались на двенадцать футов над землей и с воздуха рассматривали свои владения, а некоторые даже делали снимки и хвалились ими потом на званых обедах с балами. Это был самый первый коммерческий дирижабль в стране, и мистер Пур, Пур-старший, разрешил жене слетать с ним вместе и сфотографировать ранчо Пасадена. Миссис Пур сказала своим детям, чтобы они сидели на склоне старого русла и смотрели на нее оттуда. Двигатель понес дирижабль над городом, дети замахали ему руками. Лолли всегда потом уверяла, будто сумела разглядеть лицо матери в маленькой, подвешенной под гондолой кабине, видела, как мать послала ей воздушный поцелуй, и тут шелк разорвался — точно по гигантской ноге, затянутой в чулок, пробежала стрелка, — гондола опала, как суфле, и отвесно рухнула прямо на землю.

— Как страшно, мистер Брудер! Неужели это правда?

— Конечно правда. Вот так Пасадена перешла от отца к сыну. Поэтому я вам все это и рассказываю.

— А как Пасадена перешла от сына к вам?

Брудер поскреб пальцами щеку. Оба замолчали; в это рождественское утро дом потрескивал, постукивал, как будто в нем обитал беспокойный дух, собеседники перебирали в уме его историю и, каждый по-своему, рисовали себе давнее, уже никак не связанное с настоящим, прошлое этого места. Наверное, где-то открылось окно или распахнулась дверь, потому что в библиотеку, непонятно откуда, ворвался легкий ветерок, и Блэквуд вспомнил миссис Ней, показавшую ему, как звуки проходят через дымовые трубы и кухонные лифты. Послышался звук, похожий на всхлип ребенка; Блэквуд обернулся к Брудеру и спросил:

— Это что?

— Это? — отозвался Брудер. — Да это дом. Тоже о прошлом вспоминает.

Блэквуд подумал немного и сказал:

— Голос похож на девичий.

— Вы это о ком, мистер Блэквуд? — устало спросил Брудер, как будто он был дряхлым стариком и порядком устал от гостей.

— О Линде Стемп.

— Почему вы так сказали? Вы что-то знаете о ней? — спросил он и добавил: — Много вам Черри наболтала? Вы, надеюсь, уже поняли, что красноречием ее бог не обидел.

— Она говорила, что вы были близки.

— Прямо так и сказала?

Блэквуд ответил, поколебавшись:

— Не очень подробно.

— Шлюха она была.

— То есть?

— Девка, о которой вы расспрашиваете, была шлюхой. Продавала себя.

— А вы не преувеличиваете, мистер Брудер? Она ведь была совсем молодой, когда вы познакомились.

— Вижу, что миссис Ней рассказала вам не все, мистер Блэквуд. Вы о Линде знаете совсем мало. В ней как будто было два разных человека. Но, мистер Блэквуд, мне ли рассказывать вам, что в жизни всегда есть две стороны?

— Верно, мистер Брудер.

— Вы ведь гораздо лучше меня знаете.

— Ну да, да… — не стал спорить Блэквуд, но про себя тревожно удивился, на что это намекает Брудер.