Пасть

Лечение оказалось и дольше, и дороже, чем он рассчитывал, — слишком запущенный случай. Граев застрял в Лозанне надолго, до следующего года, и не знал, что в середине весны Катя продала через агентство дом в Александровской — со времени трагедии двухлетней давности она так там ни разу и не побывала.

Купившая дачу молодая пара ничего не знала о тех событиях.

Об остатках 57-го штамма не знал вообще никто.

— Ну вот, разобрался… Только и надо было вентиль наверху отвернуть… Попробуй, агент говорил — вода тут особая…

— Вкусная…

— Артезианская скважина, самая глубокая в посёлке! Муж у тебя молодец, знает, что выбрать… Может, забросим все дела, установим в подвале линию по розливу в бутылки, да и заживём на свежем воздухе вольными помещиками? Целебная вода «Редкокузьминская» — помогает от кариеса, перхоти и ранней импотенции! Ещё по стаканчику?

Телефон — старый, потрёпанный жизнью, с замотанной изолентой трубкой — противно задребезжал. Граев снял трубку. Легко снял правой рукой.

— Граев. После паузы:

— Когда? И наконец:

— Ошибка исключена?

Звонил старик. Спокойно, чересчур спокойно, сообщил, что всё началось снова. А одному ему уже не справиться. Врачи так прямо и сказали: третий приступ станет последним. Старик говорил о собственной смерти уверенно и равнодушно — наверное, много лет назад именно таким тоном он давал задания подчинённым — задания, неизбежной платой за выполнение которых была смерть.

Проклятие! Граев с тоской посмотрел на окно своей новой крохотной квартирки — за давно не мытым стеклом догорал ласковый майский вечер. Он только что переехал, даже не успел разобрать вещи. Впрочем, вещей осталось не так уж много — дороги жизнь и лечение в Швейцарии…

Хотелось отказаться, сославшись на важные и неотложные дела, но дел никаких. Он был один. Где искать Сашу, не знал; Катя куда-то уехала, после прилёта из Лозанны Граев так до неё и не дозвонился. И он пообещал коротко:

— Завтра утром буду.

Повесил трубку, нашёл в куче вещей и распаковал двустволку-бюксфлинт; сел и задумался о патронах. Где-то у него валялись пара серебрянных ложек и старый нэповский полтинник…

Выходя из дома, Граев подумал, что звонок старика по большому счёту — подарок судьбы. Появилось дело. Как всегда — грязное и кровавое. Так других у него и не бывало. Швейцарская тоска, усилившаяся по приезде, ушла.

Он ошибался. Насчёт подарка — ошибался. Подарок он ещё не получил.

Утреннее солнце ударило в глаза, ослепило — он зажмурился. К подъезду подходила молодая женщина, судя по всему — на последнем месяце беременности.

Волосы как у Саши, но короче, машинально подумал Граев. И вдруг понял — она. «Зачем же ты подстриглась, натуральные блондинки такая редкость…» — хотел сказать он это и многое что другое и не сказал ничего, потому что в голове защёлкал калькулятор, складывая и вычитая месяцы.

Ответ выходил однозначный…

Он хотел сказать, что любит её, но вместо этого сказал другое:

— Я ухожу. Неотложное дело. На сколько — не знаю. Еда в холодильнике. Видео нет, телевизора нет, бара нет. Зато… — Он высоко подкинул ключи, играючи поймал их правой рукой и протянул Саше. — Если не дождёшься — опусти в почтовый ящик. Желательно без свидетелей.

Но она всё поняла.

— Я обязательно дождусь… — просто сказала Саша. — Ты возвращайся…

Я вернусь. Главное — чтобы было к кому возвращаться.

Потом пришла мысль, год назад не представимая:

Обязательно повенчаемся. В церкви.

А обручальные кольца сделаем из серебра; плевать, что не принято…

Редкие утренние прохожие удивлялись, чему так радостно улыбается этот рослый молодой человек, шагающий куда-то в комбинезоне и с охотничьим ружьём, хотя весенняя охота две недели как закончилась.