Пасть

Но — никогда не поворачивал назад и не объявлял ошибку делом рук дураков-подчинённых. Как капитан на пиратском судне — первый после бога и отвечает за всё. Корабль не может утонуть, потому что штурман был пьян, а вперёдсмотрящий уснул. Кэп отвечает за всё. У хорошего шкипера команда не может быть плохой — он сам отбирает команду. Генерал свою команду набрал давно, оставив лучших: не справившиеся — на берег, взбунтовавшиеся — за борт. У него была идеальная команда. Но беда в том, что она идеальна на борту — и ни одного человека лишнего, у всех своё место и всяк знает свой манёвр. А сейчас перед бушпритом флибустьерского брига лежал огромный континент и стояла скромная такая задача — захватить его, закрепиться, разбить на сектора бескрайние джунгли, весело прочесать и найти крохотное кащеево яйцо — яйцо с их смертью. И всё — очень быстро. Решения просто не было. Вообще. Точнее, было — объявлять открытый континент собственностью короны и скликать на подмогу королевский флот. На это: он не пойдёт. Никогда. Потому что совсем неизвестно, как оно обернётся назначат генерал-губернатором или вздёрнут под барабанный бой на рею.

У Капитана был небольшой выбор: или немедля прыгать за борт, надеясь спастись в одиночку, или — надевать чистую тельняшку и готовиться вместе со всеми к самому последнему абордажу. Ни того, ни другого не хотелось, и он ругал Генерала чуточку суеверно, надеясь, что тот извернётся, сделает невозможное, сохранит в целости и набитые золотом сундуки, и их шеи. Сундуки, впрочем, ещё предстояло откопать.

В общении с подчинёнными Генерал всё делал вовремя и ничего не делал не вовремя: невозмутимо разглядывая бумаги, выждал ровно столько (после ухода Эскулапа прошло больше получаса), что Капитан успел пройти внутри себя все стадии — от беспросветной тоски и холодного равнодушия до осознанного желания что-то сделать, не сидеть сложа руки.

— Успокоился? Тогда начинаем работать. Для начала возьми вот эти две папки и внимательно ознакомься. Думаю, пригодится.

— Что здесь?

— Материалы по волкам, одичавшим собакам и метисам. Имеет прямое отношение к нашей проблеме. Прочитаешь — поймёшь.

По близкой железке, невидимая сквозь зелень, прогрохотала электричка. Из города. Наверняка плотно набитая по вечернему времени. Едут на дачи — покопаться в огородах, проведать детишек, сданных на попечение бабушкам-дедушкам. Сидят, попивают пивко, хрустят чипсами, лениво разгадывают сканворды или просто бессмысленно пялятся в мелькающие мимо кусты и деревья. И понятия не имеют, какой грязной и кровавой работой занимается старик совсем рядом. Не будь этих деревьев, они бы его увидели. Но не видели, и слава Богу.

Срезав перочинным ножом рябинку в полтора своих роста, он отсёк самые тонкие побеги — верхушка стала похожа на скелет корявой многопалой лапы. Импровизированный инвентарь помог прибрать изгадившее полянку непотребство: заменял и вилы, и грабли, и метлу — правда, заменял плохо.

Но старик справился. Он пока не отвык справляться со всем, что подкидывала жизнь. Хотя — с трудом, на пределе, всё ближе и ближе к краю.

Он сгрёб-смёл, растревожив мушиные полчища, то, что осталось от Магдалены, к большой заплывшей сухой воронке, густо обросшей по краям кустарником. Наиболее загаженные кровью и чем-то ещё — липким, скользким, вонючим — стебли и листья тоже покидал в воронку.

Туда же затащил голову — аккуратно, чтоб не испачкаться.

Делал всё без малейшего следа бабьих сантиментов по сгинувшей любимице-кормилице. Старик не признавал причитаний, охов, вздохов и надгробных речей над почившими домашними любимцами. Какие ещё похороны? Корову убили, надо прибрать падаль, негоже полянку оставлять в таком виде.

И только закончив, вытирая листьями цепь от кровавых сгустков, задумался: как убили? Каким способом? И самое главное — кто? У него была многолетняя привычка решать задачи в строгой последовательности.

…Не надо быть куперовским Следопытом, чтобы понять произошедшее на выпасе. Смертельно напуганная (укушенная?) Магдалена рванулась, разорвав соединение цепи, и напролом ринулась через кустарник. Далеко не убежала — здесь, на полянке, догнали, вцепились зубами — под брюхом? за глотку? — скорей под брюхом, разорвав и выпустив кишки, она металась, разбрасывая их по полянке, ошалев от боли. Потом свалилась — и её стали жрать. Ещё живую.

Картина была такая или примерно такая, детали не так уж и важны. Оставался один маленький вопрос: КТО?

Случись такое пятьдесят лет назад в его родной сибирской деревне, ответ был бы ясен: медведь.

Именно таким манером косолапые задирали одиноких бурёнок, а особо голодные не боялись на и на стадо. Съедали, сколько могли, и оставляли остальное, чтобы прийти на второй или третий день и доесть. Всё похоже, вот только в здешних местах медведей не было. И забрести им неоткуда — на большом протяжении нет вокруг настоящих обширных и густых лесов, в которых только и водятся топтыгины, — всё так, по мелочи: рощи, перелески, лесные острова да речные урёмы… Лоси иногда забредали в голодную пору, кабаны, а медведи — никогда.