Пастель для Галатеи

Над Петропавловской крепостью назойливой мухой рокотал прогулочный вертолёт. Над высоченным шпилем собора уже давным-давно не видно было сверкающего флюгера. Никак не могли современники раскошелиться, жадничали отвалить денег для реставрации и позолоты, чтоб сверкал Ангел, величественный и гордый, парил в вышине над Петровым творением, хранил его своим ангельским сиянием, чтоб никогда не дотянулась его рука к «иерихонской» трубе, что возвестит о конце Света.

С нарядного Спаса сняли на днях строительные леса, отгородили от людей сеткой-рабицей и злобной собакой. Станет ли обновлённый храм храмом? Люди говорили, оставят музеем, чтоб туристы, прохожане и приезжие любовались внутренней отделкой, чтоб шатался под чудесными мозаичными сводами беспечный люд в праздности и бездумии.

Многим ли нужен храм для музейного лицезрения? Иностранцам? Туристам? Школьникам-студентам? Пожилому поколению ленинградцев, воспитанных на атеизме? Последние свой мир уделали, до основанья. И что за тем? Уныние и пустота в их душах. Озлобленность против всего нового и неизбежного.

По заказу комитета по архитектуре Марат множество раз фотографировал этапы восстановления храма, мозаичных панно внутри здания, и решил для себя однозначно, что храм как музей – на день или два, – для человека праздного, люда приезжего, без особой веры в голове и всём своём существе.

Храм как храм – человеку для отдохновения души на всю его земную, телесную жизнь.

В легкомысленной своей прогулке по городу Марат очнулся, когда увидел перед кафе «Пират» сияющую белую красотку «бмв». Привычно и деловито огляделся по сторонам, на ходу вынул из кофра чёрный пакет, сунул, как в щель почтового ящика, в приоткрытое зеркальное окно машины. Сунул, не глядя, как бы ненароком, и пошёл дальше, будто ничего и не произошло. Игра в секретного агента случилась, неприметная стороннему взору. Было выполнено ко сроку ещё одно деликатное поручение неделикатных силовых структур правящей верхушки. Марат учился зарабатывать деньги везде, где мог, и на всём, что подворачивалось под руку. Похоже, это пока удавалось. Халтура наползала одна на другую, и порой, с очередного похмелья, фотограф начинал путаться: кому сдавать трупы, кому – голые задницы, кому – компромат, а кому – свадьбы и застолья. Но роковых проколов пока не случалось.

Перед собором у Конюшенного моста раскинулся табор лотошников с сувенирами. Войлочные, краснозвёздные будёновки, армейские фуражки, плюшевые ушанки были навалены на составленных столах, словно после штурма Зимнего. Подходили в одиночку пугливые гости, дорогие, иноземные. Примеряли полковничий мундир танкиста с подлинными боевыми наградами, шинельку офицерскую голубого сукна на барское плечо прикидывали. Любовались в зеркала, любезно и подобострастно подставленные.

Куклы, шкатулки и прочая псевдорусская матрешонь была расставлена заботливо, аккуратными рядками, сверкала яркими красками, глянцевыми боками. Подходи – покупай. Не жалей валюты на деревянные прорусские забавки. Торговцы называли цены в долларах. Покупали мало, больше приглядывались.

Подкатывали сверкающие аквариумы автобусов. Выбегало долгожданное стадо скупых иностранцев. Фотографировались на фоне великолепного храма, построенного на крови.

Марата догнал сопливый пацанчик в драной джинсовке. «Алиса», «Кино», «ДДТ» было криво начертано на его спине шариковой ручкой. Малолетний курьер подёргал фотографа за кофр, передал пухлый конверт, подождал «на чай». Марат вяло заглянул в конверт, утаил удовольствие в сдержанной улыбке от увиденного.

– Извини, старик, одни сотни. Баксов.

Пацан утёрся грязной бахромой рукава.

– На Стрелке отдашь, – сурово заявил он. – С процентами!

Марат уже отвлекся, нервно выдернул из кофра фотоаппарат с длиннофокусным объективом. На площадь перед Спасом влетел вороной конек-горбунок. В седле, уцепившись в густую гриву мультяшного скакуна, крутилась-вертелась на пони девчонка-блондинка в чёрной коже от шеи до пят. Пунцовые щёки пылали во всё лицо юной всадницы. Вздёргивая головой, она лихо откидывала белые гладкие волосы с глаз. Ах, хороша была наездница! Хороша!

Фотограф самозабвенно фиксировал на плёнку это крохотное событие.

– И-и-и! – неожиданно тонко завопил конёк. Завернулся пируэтом, зло перецокнул копытцами по брусчатке.

– Большие кони тут пробегали? – вскрикнула всадница. – Нет?!

– У-у-у! – завыли от восторга лотошники и туристы, залопотали на всех языках.

Юная всадница, серьёзная и решительная, будто перед очередным штурмом Зимнего дворца, лихо гарцевала, таскала конька за гриву из стороны в сторону, позировала в своё удовольствие с гордым видом комиссара. Туристы плясали вкруг неё вприсядку с цветными «мыльницами», фотографировали, останавливая на мгновение наездницу сполохами блицев в самых невероятных позах и пируэтах. Марат выхватил из кофра ещё один фотоаппарат – автоматический «никон».

– На Зимний! Туда?! – крикнула всадница, перекрывая восторг толпы, пихнула конька под бока каблучками сапог.

– Туда! – замахали лотошники единодушно. – И налево!