Пастернак в жизни

(Локс К.Г. Повесть об одном десятилетии: 1907–1917 // Пастернак Б.Л. ПСС. Т. 11. С. 52–53)

* * *

Какая горячая кровь у сумерек,Когда на лампе колпак светло-синий.Мне весело, ласка, понятье о юмореЕсть, верь, и у висельников на осине;

Какая горячая, если растерянно,Из дома Коровина на ветер вышед,Запросишь у стужи высокой материи,Что кровью горячей сумерек пышет,Когда абажур светло-синий над лампоюИ ртутью туман с тротуарами налит,Как резервуар с колпаком светло-синим…Какая горячая кровь у сумерек!

1914

* * *

Леонид Осипович открыто протестовал, когда Борис уходил в эту, как он отечески выражался, «клоаку».

(Пастернак Е.Б. Борис Пастернак: материалы для биографии. С. 237)

* * *

…Прозаическая. Но это не значит: простая, – ничего подобного. Она была своенравна, иногда упряма, резка в суждениях: могла сказать, прижимая руки к голове, после ухода какого-нибудь отличающегося глупостью и болтливостью гостя: «Мазохизм!» Надя могла, например, расстроить какое-нибудь предприятие, сказав в последний момент: «Я не пойду!» или «Я не буду!» – и прихлопнув ладонью по столу. Переубедить ее было невозможно. Кстати, бывали случаи, когда все ей были потом благодарны за это упрямство. Внешне она была не похожа на сестер: очень смуглая (такую смуглость я потом видел в Одессе), южная, необыкновенно красиво и оригинально одевалась.

(Косарев Б.В. [Воспоминания о Н.М. Синяковой] //

Яськов В.Г. Хлебников. Косарев. Харьков // Волга. 1999. № 11)

* * *

Ах, Боричка, не уйти вам от искусства, так как невозможно уйти от своего глаза; как бы вы ни хотели и ни решили бы, искусство с вами до конца вашей жизни. Боричка, ненаглядный мой, как мне много вам хочется сказать и не умею. Мне хочется вас перекрестить, я забыла на прощанье. Умоляю, напишите мне, крепко целую и обнимаю. Ваша Надя.

Н.М. Синякова – Б.Л. Пастернаку, апрель 1915 г. // Пастернак Е.Б. Борис Пастернак: материалы для биографии. С. 239)

* * *

Ты сделаешь многое, я это так хорошо знаю, в тебе столько силы и самое лучшее ты сделаешь в будущем. Ты говоришь: прошел месяц и ничего не написал, – ведь целый день с мальчиком, милый, что же можно сделать, да как бы хороши условия ни были, все это невыносимо[98]. <…> Пришли каких-нибудь старых стихов. Помнишь, ты обещал, я буду так счастлива. Жду не дождусь тебя, мой дорогой, дни считаю, осталось уже месяц и три недели[99]… Твоя Надя

(Н.М. Синякова – Б.Л. Пастернаку, 7 мая 1915 г. // Пастернак Е.Б.

Борис Пастернак: материалы для биографии. С. 239)

* * *

Промчались эти три недели как видение, как сон чудный. Пишу из вашей чернильницы. Боже мой, но как приятно, и я ее непременно спрячу до того года. Повесила я над письменным столом наброски вашего лица, глаза смотрят на меня задумчиво, печальные… Кажется, что я пойду сейчас купаться; и вы стихи будете писать, мы на время расстанемся и скоро я приду к вам и принесу цветов[100].

(Н.М. Синякова – Б.Л. Пастернаку, 23 июля 1915 г. // Пастернак Е.Б. Борис Пастернак: материалы для биографии. С. 241)

Урал. 1916

Начиная отсюда, открывался другой территориальный пояс, иной мир провинции, тяготевшей к другому, своему, центру притяжения.

Б.Л. Пастернак. Доктор Живаго

В те же годы, между службою у Филиппов, я ездил на Урал и в Прикамье. Одну зиму я прожил во Всеволодо-Вильве, на севере Пермской губернии, в месте, некогда посещенном Чеховым и Левитаном, по свидетельству А.Н. Тихонова, изобразившего эти места в своих воспоминаниях. Другую перезимовал в Тихих Горах на Каме, на химических заводах Ушковых.

В конторе заводов я вел некоторое время военный стол и освобождал целые волости военнообязанных, прикрепленных к заводам и работавших на оборону.