Пастух Земли

Он отразил и этот удар, но его щит оказался частично разрублен. Отшатнувшись, Бхулак швырнул его в противника, заставив того поднять свой, чтобы защитить лицо. Потом перехватил своё древко обеими руками и ударил ирга в середину груди. И сразу понял, зачем коровьи юноши делают для своих копий настолько сильные наконечники — для таких вот доспехов. Острая бронза раздвинула роговые пластины, одну, кажется, сломала, пробила толстую поддёвку под панцирем и глубоко вошла в грудь. Схватившись обеими руками за поразившее его оружие, ирг завалился навзничь, увлекая за собой копьё Бхулака.

И тут кто-то из неприятелей зацепил его крюком и потащил вперёд. За миг до того Бхулак услышал резкий приказ предводителя иргов и понял, что он касался именно его: ломая строй, враги бросились к нему, протягивая ещё несколько копий с крючьями. Но Бхулак уже выхватил меч и перерубил древко, его захватившее. Прыжком оказавшись вплотную к противнику, который заносил топор, он всадил меч ему подмышку, схватил обмякшее тело и прикрылся им от копий остальных.

Подоспела Арэдви в образе быстрого, словно текучая вода, молодого воина. Держа в каждой руке по кинжалу, она легко скользила между врагами, делая молниеносные, обманчиво хаотичные жесты, но каждый из них заканчивался тем, что клинок находил щель в броне и впивался в тело. Где она проходила, ирги падали, словно деревянные куклы, разбрасываемые капризным ребёнком.

Воины из посёлка, только что терпящие поражение, воспряли и атаковали со всех сторон. Однако ирги ещё совсем не были сломлены. Защищались они так же, как и нападали — с безоглядной храбростью, словно вовсе не боялись смерти — но при этом очень умело. Рубящие удары их копий наносили страшные раны, правда, сами копья при этом часто гнулись на втулках, вынуждая воинов бросать их и браться за острые ножи с обратным изгибом — тоже страшное оружие.

Окинув взглядом поле боя, Бхулак понял, что его сторона едва держится — многие воины были ранены, некоторые убиты, и все страшно устали. А ирги продолжали драться столь же неустанно, словно сутью своей походили на Арэдви. Она, кстати, перетянула на себя внимание противников, и те теперь отстали от Бхулака, пытаясь повалить её — что им, конечно же, не удавалось.

А Бхулаку это дало возможность сделать то, чего он хотел уже очень давно… Он бросился в тыл к иргам, где тех уже совсем не оставалось — лишь лошади под присмотром молодого парня, почти мальчишки. Но когда Бхулак в несколько прыжков достиг его, тот повёл себя вполне достойно — атаковал, прикрывшись щитом и выставив копьё. Правда, против такого противника шансов у него не было — тот просто одной рукой перехватил копьё, отведя его от себя, а второй ударил мечом в полуприкрытое щитом лицо, попав прямо в широко открытый глаз. Лицо юноши мгновенно застыло и посерело, он мешком свалился на снег.

Вырвав меч, Бхулак мельком взглянул на него. Он был из тех иргов, которые не смуглы и узкоглазы. А ещё — его сыном, одним из двух или трёх среди отряда врагов…

Подавив в себе чувство вины, Бхулак схватил за повод одного из коней, который стал вырываться, тревожно ржал, пытаясь достать человека передними копытами. Но тот быстро заговорил на канувшем в небытие языке ореев, и ещё на другом языке — тоже древнего народа коневодов, стараясь успокоить животное. Как ни удивительно, это помогло — конь перестал дёргаться и стоял, словно бы прислушиваясь. Не переставая говорить, Бхулак подпрыгнул и оседлал лошадь.

Да, всё так — в последний раз он делал это почти тысячу триста лет назад. Просто не представлялось случая, да и к Гхверу он относился больше, как к другу, чем как к живому орудию, и после его смерти ему казалось невозможным близко сойтись с другим конём. Но с тех пор, как он нёсся по ночной степи под сверкание молний и небесный грохот, в нём жил испытанный тогда восторг и желание его повторить.

В этот раз конь покорился почти сразу — кончено, побрыкался, попытался пару раз сбросить с себя всадника, но быстро понял, что тот сидит крепко и прекратил борьбу. Возможно, сыграло роль то, что он привык уже к узде, а может, кто-то из иргов и раньше пытался на него садиться.

Какая разница! Бхулак подхватил торчащее из снега копьё убитого юноши и пустил коня вскачь.

— Беги, Гхвер, беги! — вряд ли он сам понимал, что кричит на мёртвом языке эти слова — самые живые изо всех, когда-либо исходивших от людей.