А третьей женщиной, весьма занимавшей Бхулака в те дни, была Нойт. Он получал от неё бесценные сведения, которые, что более важно, неизменно подтверждались. Но она по-прежнему ни словом не дала ему понять, откуда всё это знает. Впрочем, Бхулак догадывался, что дикие дасы на самом деле не столь уж дики, и тоже желали знать, что происходит в варах… Но если Нойт — шпионка дасов, это могло быть опасным. Поэтому он поговорил на эту тему с Шамьёй — его брак с дасьей уже был освящён согласно обычаю, и та перешла в категорию свободных людей.
Колесничий выслушал, и на его открытом лице отразилось смятение.
— Райжа… — проговорил он. — Я давно знаю, что Нойт ходит в леса. Для людей оттуда она… важна. А для неё это… как долг — такой же, как наш с тобой долг кшатри. Но, поверь мне, Гопта, она никогда не пойдёт против меня. А значит, против тебя и вары.
Воин глядел на Бхулака открыто и прямо.
— Я верю тебе, Шамья, — проговорил тот.
Но прошлой осенью с Нойт что-то изменилось. Он понял это, когда та в очередной раз, как всегда, неожиданно, возникла на его пути.
— Выслушай меня, райжа Гопта, и сам реши, что сделаешь, — сразу начала она.
Бхулак заинтересованно молчал, и она продолжила:
— Наши боги хотят увидеть тебя.
— Пусть смотрят, — ответил он, слегка недоумевая.
— Ты не понимаешь. Они хотят посмотреть в твою душу. А сделать это можно только в месте, где они сильны, и после того, как их призовут. Тогда Маар-ми — Золотая Старуха — и все другие боги, и духи наших предков решат, станут ли они говорить с тобой.
— Говорить со мной через вождей дасов? — уточнил сразу сообразивший, в чём дело, Бхулак.
— Через вождей и людей, говорящих с духами, — согласилась Нойт.
— А люди эти не могут прийти в Аркаин?
Бхулак давно уже думал над этим. Кровавая война с дасами, бушевавшая в первые годы появления в этих краях арийцев, давно стихла — ведь с тех пор миновали столетия. Однако мелкие стычки, нападения, угоны скота, взаимные грабежи не прекращались. Хотя теперь дасы воспринимались арийцами, скорее, не как вредные чужаки, которых следовало истребить, чтобы жить на этой земле, а как ещё один клан Страны городов — враждебный всем остальным. Их обиталища в чащобах и горных местностях ариев особенно не интересовали — если, конечно, там не найдётся меди. Бывали даже случаи — очень редкие, правда — когда вожди вар входили в союз с отдельными дасскими племенами против своих противников из иных арийских кланов.
Что касается дасов в варах, они были потомственными рабами, и давно уже стали законной, хоть и подчинённой, частью жителей городов-крепостей. Иногда арийцы захватывали и обращали в рабство и диких дасов, детей в основном, но тоже довольно редко: рабов и так хватало с избытком, а вот еды для них — нет. Они пользовались относительной свободой, не особенно притеснялись и по большей части сами не желали бежать в леса и горы, где жизнь тяжёлая и опасная, а их тамошние родичи дики и жестоки.
Нойт тоже родилась в варе, потому её связь с лесными племенами казалась удивительной. И о ней следовало молчать: арийцы не обращали внимания на своих рабов лишь до той поры, пока они не сговорятся со свободными соплеменниками. Тогда их станут воспринимать как опасность, и найдётся много последователей ушедшего к предкам Прамарая или здравствующего Аргрики, искренне полагавших, что хороший дас — мёртвый дас.
Но Бхулак понимал, что в будущем противостоянии с иргами дасы могут сыграть важную роль — если выступят на той или другой стороне. И пока больше причин было думать, что они поддержат иргов — своих дальних родичей, говоривших на похожем языке и поклонявшихся схожим богам. Потому предложение Нойт его заинтересовало — на самом деле он и сам думал над тем, как бы связаться с дикими и хотя бы выяснить их нынешние умонастроения.
Однако то, что предлагала Нойт, выглядело опасным.
— И как же мне встретиться с вашими богами? — спросил он.
— Ты должен пойти по Пути птиц, — ответила она.
Он знал, о чём речь: Стороной птиц дасы назвали благодатный юг, а путь духов, который вел туда — это река, одна из двух, сливавшихся у Аркаина.
— Когда?
— Сегодня вечером, — ответила Нойт. — Ты должен прийти на берег после заката. Один и без оружия.
Это звучало и вовсе тревожно, но Бхулак уже знал, что согласится. Он пристально посмотрел девушке в лицо, и та выдержала его взгляд.
— Я приду, — ответил он, повернулся и пошёл прочь.
…Река и правда казалась дорогой духов — сонной и призрачной, с медленно текущей, словно бы тягучей водой. Берега её густо заросли желтеющим кустарником, а вода почти скрывалась под слоем опавших листьев. Бхулак глядел на эту монотонную, не меняющуюся по мере движения картину, и ему казалось, что и он и впрямь пересёк границу, отделяющую мир людей от области странных существ.