Пастушок

Тут уж Настя начала хныкать – впрочем, без слёз. Она не умела плакать. Вскоре и хныканье прекратилось. Чтобы отвлечься от зуда, жжения и других ощущений, ещё более мучительных, княжна стала провожать взглядом бегущего по стене паука, думая-гадая, можно ли с честью выкрутиться из этой истории. Озадачившись тем же самым вопросом и неожиданно ощутив недостаток мудрости, Василиса Микулишна обратилась к Меланье с просьбой без глупых шуточек разъяснить, как всё это дело поможет в борьбе с глистами.

– Глисты от смеха умрут, – был ответ Меланьи, – до утра – точно. А может быть, уже умерли.

Через час прибежала Дашка. Она была не одна. С ней вместе примчались молодой сотник Демьян – сердечный друг Настеньки, и его приятель Ратмир, брат юной красавицы Светозары. Дашка поймала их близ дворца и призвала следовать за собою, сказав, что Настеньке нужна помощь. Когда два воина и служанка входили в трапезную, княжна, продолжая с помощью голой задницы и крапивы уничтожать глистов, очень остроумно рассказывала Меланье, сёстрам Микулишнам и Таисье, как её, Настю, сватали к польскому королю. Ученика лекаря в трапезной уже не было. Он ушёл – не то во дворец, не то в монастырь, чтоб сделать доклад своей госпоже. Меланья и три нахалки пили вино, которое принесла Прокуда, и с интересом вслушивались в поток остроумия. Остроумной княжне приходилось делать три вещи одновременно: ёрзать горящей жопой в крапиве, чтобы хоть как-то ослабить зуд, хлопать на своих бёдрах и на щеках гнусных комаришек и рассудительно излагать череду событий, чтоб не казаться смешной из-за непоследовательности. Это было всё не так просто, ибо княжну ещё и частенько перебивали вопросами неразумными. Например, Меланья спросила, сколько же было всего послов. Как будто она не знала!

– Двадцать пять графов с епископами и челядью, – отвечала Настенька, – и ещё художник один.

– Художник? – переспросила мудрая Василиса, наполнив чашу вином из глиняного кувшина, – что ещё за художник?

– Художниками зовутся те, кто людей рисует, дубины! – с высокопарностью объяснила княжна, – вы что, про них не слыхали?

– Так это иконописцы?

– Вроде того, да не совсем то. Этот человек должен был меня рисовать, потому что польский король хотел получить мой образ, написанный на холсте!

– На половой тряпке, что ли? – блеснула своим невежеством и Таисья, – так он зачем присылал послов, я в толк не возьму? Чего ему нужно-то было – грязная тряпка или невеста?

– Дура ты, …! – не сдержалась Настенька, – нужно было ему и то, и другое! Но я ему отказала в том и в другом, хоть батюшка очень убеждал меня согласиться. Дались ему эти ляхи! Пусть король Англии меня сватает. Вот тогда я ещё подумаю.

– А художнику почему решила ты отказать? – допытывалась Настасья Микулишна, сделав пару глотков из чаши, – грязную тряпку отдать ему было жалко разве? Да ты взяла бы её у нас! У батюшки в подполе этих тряпок – не разгрести!

– Да, чудно всё это, – снова подала голос Таисья, – про этих двадцать пять графов с епископами мы слышали, а художника не придумала ли ты, княжна? Ой, здравствуй, Демьян! Ой, Ратмир! И ты здесь?

Внезапно услышав эти приветствия, а затем и голос Меланьи, которая приглашала новых гостей за стол, бедная княжна вся оцепенела от ужаса. Здесь Демьян? И здесь его друг Ратмир – братец Светозары, которая языком своим длинным чешет и днём и ночью по всему Киеву? И они глядят сейчас на неё, княжну, сидящую голым задом в снопе крапивы? А ведь она – дочь великого князя, умница и красавица, предводительница всех ловких девушек в Киеве! Что же делать? Не повернуться ли? А что толку? Разве от этого меньше станет её позор?

Демьян и Ратмир молчали. Неудивительно, они были потрясены! Девушки, напротив, не умолкали, пытаясь им объяснить, что произошло. Но их языки уже заплетались. И тогда Настенька, обливаяьсь холодным потом, который тёк со спины в открытую щель между ягодицами, почти весело заявила как можно громче:

– Демьян, Ратмир, всё в порядке! Дело вполне обычное. Мы с девочками поспорили на медовый пряник, смогу ли я просидеть пять часов без штанов в крапиве! Как видите, у меня пока что всё получается хорошо.

– Ничего хорошего, – возразила Меланья, ставя пустую чашу на подлокотничек кресла. Она сидела в нём, поджав ноги, и вот теперь решила их вытянуть, чтобы сотники любовались не только верхними половинками половинок княжны над краем лохани. Но сотники, разумеется, лишь на них и таращились даже после того, как пятки Меланьи вновь засверкали. Тогда она с досадой продолжила:

– Княжна Настя не выучила псалом, решив вместо этого стать царицей в Константинополе. Потом она начала грозить мне монастырём и даже хотела меня посечь. За все эти штуки я приказала ей сделать то, что вы сейчас видите. Так ведь, Анастасия Владимировна?

– Я вовсе не собираюсь царицей быть! – возмутилась Настенька, – что ты брешешь?