Пастырь добрый

За тремя чужаками из-за низких оград и из тесных окон настороженно следило множество глаз, редкие прохожие на всякий случай спешно переходили на противоположную сторону узких улочек, и когда Курт окликнул одного из встречных, тот подступил не сразу, стремясь держаться поодаль и вместе с тем поблизости, дабы ненароком не оскорбить неведомых гостей неучтивостью. Вопрос о расположении дома старосты был воспринят как нечто само собою разумеющееся, ибо ни за чем иным, кроме как за важным делом, трое вооруженных всадников явиться в их тихую деревушку и не могли. Сам староста был немногим смелее, а когда на свет Божий была извлечена стальная бляха медальона с легко узнаваемой чеканкой, посерел лицом и вытянулся, точно новобранец на плацу при магистратских казармах. Изъяснялся он столь же четко, отвечая с готовностью и не задавая вопросов, с поразительной быстротою припомнив, в каком из домов обитала некогда семья, приютившая более сотни лет назад доставленную проезжим священником девочку. Требование не распространяться о предмете разговора было высказано и старостой с готовностью воспринято, однако Курт был убежден в том, что, стоит лишь следователям покинуть пределы деревни, – и о личности приезжих, а также цели их визита станет тут же ведомо каждому ее жителю.

До домика за позеленевшей от времени каменной оградой, принадлежавшего семье Хартмут, добирались уже по полупустым улицам – не зная, чего ожидать от чужаков, население Фогельхайма предпочло от греха подальше ретироваться, отчего деревенька стала напоминать обезлюдевшее поселение-призрак, каковых, если верить рассказам старых следователей, в свое время возникло множество в кое-каких районах Германии после особенно усердной работы отдельных особенно ретивых дознавателей. Временами Курт, обретший уже некоторый опыт общения с жителями подобных мест, начинал вышеупомянутых дознавателей понимать…

Двор дома Хартмутов оказался тихим и пустым, и, если б не царящая здесь фанатичная чистота, можно было бы подумать, что жилище это необитаемо и заброшено.

– Быть может, – недовольно предположил Курт, ничтоже сумняшеся долбанув в деревянную дверь кулаком, – староста забыл упомянуть, что наша семейка на корню извелась?

– Здесь живут, – возразил Бруно, озираясь. – Правда, не похоже, чтобы целая семья. Зато похоже, что в крайней нужде – такую лазаретную чистоту начинают блюсти, когда ничего иного не остается, дабы собственная жизнь казалась не совсем уж полным дерьмом.

– Expertus, – буркнул Курт тихо и, не дождавшись отклика, саданул в дверь снова, отчего створка с яростным скрипом распахнулась под его рукой; осторожно заглянув в образовавшуюся щель, он нахмурился, на миг оглянувшись на спутников. – Хоть кто-то в этом мире имеет понятие о безопасности?

– В деревнях дверей не запирают, – со вздохом пояснил подопечный. – Не от кого. Войдешь, или так и будем топтать порог?

– Иду уже! – вдруг донесся из глубины дома голос, похожий на только что прозвучавший скрип входной двери, и Курт от неожиданности вздрогнул, вновь переглянувшись с Ланцем.

Решительно распахнув створку до конца, он перешагнул низкий порожек; не останавливаясь, двинулся дальше, на теперь уже явственный звук шаркающих медлительных шагов, и за дверью соседней комнаты едва не сбил с ног согбенное, точно кривая сосна на открытом склоне, темное и остро пахнущее травяными настоями и пылью существо.

– Господи Иисусе… – проронило оно, отшатнувшись, и Курт едва успел подхватить под локоть древнюю, как омшелый пень, старуху в сношенном сером платье, не дав ей опрокинуться на пол.

Та попыталась приподнять голову, чтобы рассмотреть гостя, отчего тощая сухая шея перекрутилась и, кажется, вот-вот должна была переломиться, и он отпустил руку старухи, отступив на шаг назад.

– О, Господи, – выговорила та снова, осознав, что в доме вооруженный незнакомец, и, увидя за его спиною еще двоих, добавила: – Матерь Божья…

– Не бойся, – поспешно попросил Курт, покуда этот раритет рода человеческого не снесло в панику с криками и жалостливыми призывами всех святых на помощь погибающей дщери Божией. – Мы без дурных намерений.

На последнем слове он запнулся, всеми силами отгоняя от мысленного взора картину воплощаемых в отношении хозяйки дома дурных намерений, от какового зрелища неприятно свело в желудке, и, воспользовавшись растерянным молчанием старухи, продолжил:

– Возможно, мы ошиблись домом; нам нужна семья Хартмут.

– Вон чего… – вздохнула она, отступив еще на шаг и все так же немыслимо изгибая скрюченную шею, дабы видеть пришельцев, и, жуя при каждом слове губами, прошамкала: – Нет уж никакой семьи. Я тут последняя.

– Вот оно что, – неопределенно повторил Курт, оглядываясь и понимая, что Бруно оказался прав – не было похоже на то, чтобы в этом доме обитал кто-то еще, кроме этого занавешенного обвислой кожей беззубого скелета. – Стало быть, живешь тут давно?