Пасынки отца народов. Квадрология. Книга третья. Какого цвета любовь?

Конечно, в этом действительно ничего особенного нет, как говорила наша медсестра с волосами цвета перманганата калия: «Ха-ха! Мне что постричься, что аборт сделать – одно и то же! Только аборт дороже!» И всё равно это неприятно. Лучше б всё оставалось как было раньше. И вообще, чего паниковать заранее? Что я с ним из-за этого встречаться перестану? Нет! В этом Городе и так можно рассудком подвинуться, так ещё и лишать себя удовольствия встречаться с мальчиком и жить как хочешь. Подумаешь, глупости какие – «он заставил меня сделать аборт!» Велика важность! Ни одна женщина в мире не знает, сколько раз в жизни была беременной, потому, что бывают всякие «пропадания» эмбрионов на маленьких сроках и вообще… И потом, если я всё-таки беременная, то надо, вероятно, как-то за собой смотреть, или что-то там делать. Если ребёнок не нужен, то, говорят, если просто посидеть в горячей ванне, он сам выпадет целиком. Ещё говорят, если выпить много спир тного, то тоже выпадет. Это называется «выкидыш», от слова «выкидывать». Ну, алкоголя я, пожалуй, столько не выпью, а вот в горячую ванну сесть смогу. Даже с удовольствием. Я люблю горячие ванны. Некоторые ещё говорят, что они всё делали, и ничего не выпало, и им пришлось делать настоящий аборт.

И всё же при слове «аборт» Адель становилось плохо! Она столько наслушалась об абортах в своей поликлинике, что, казалось, сама бы могла его сделать кому угодно. Знала, что это ужасно больно, хотя некоторые привыкают и им даже нравится. Знала, что сперва вставляют «расширители», такие толстые железки, чтоб «открыть шейку матки», потом начинают выскабливать специальной острой ложкой с длинной ручкой, которую Адель видела на картинке в «Медицинской энциклопедии» и она страшно напоминала инструмент, которым мама дома вытаскивала из трёхлитровой банки с компотом фрукты. Мама такие банки называла «баллон». Адель знала, что некоторые женщины умирают от всяких осложнений, что можно остаться бесплодной, особенно после первого аборта. Только вот этого как раз Адель вовсе и не боялась: подумаешь! Это же будет потом, через сто лет. Можно остаться, а можно и не оставаться бесплодной. Этого никто никогда не знает. Ещё и неизвестно – выйдет ли она когда-нибудь замуж, чтоб переживать о «плодовитости»! Проблема совсем в другом. Проблема в том, что если ты не замужем, официально сделать аборт в Городе невозможно! То есть, все тётки из поликлиники, которые два раза в неделю регулярно ходят избавляться от ненужных детей – замужние и они, как положено, ходят в больницу. Ходят не через регистратуру, а по «договору» к «своему врачу», к тому, к которому ходят всегда. И не важно, были после него осложнения, или нет, врач-абортолог считается чуть ли не членом семьи и его никогда не меняют! К нему можно обратится на любом сроке, на маленьком – недельном, на большом – семнадцатинедельном, на тридцатипятинедельном, чтоб устроить преждевременные роды с «мертворождением» и так далее. «Свой врач» никогда не откажет, только сдерёт за нестандартную операцию чуть больше. Единственное условие всех этих манипуляций – женщина должна быть действительно замужней, прийти с матерью мужа, со своей свекровью, или старшей, замужней заловкой. Всё остальное считалось криминалом и «испорченностью». Если дама приходила с подругой – это настораживало… Со своими сёстрами, с их мужем и товарками не позволила бы себе пойти на аборт ни одна мало мальски уважающая себя женщина. Что, у неё «хозяина» нет?! Что, разве она не из семьи?!

Их принимали в нерабочее время с чёрного хода без освещения. На них рычали гардеробщицы и санитарки; медсёстры футболили их тапки глубоко под диван, чтоб невозможно было достать; врачи разговаривали как с осуждёнными на пожизненное заключение. Такие «незамужние» отдавали последние деньги, лишь бы всё скорее закончилось. Они брали в долг, продавали что-нибудь из вещей, чтоб расплатиться за молчание работников абортария. Словом, вытравливали из себя чужую жизнь как могли. Злостно, настойчиво, планомерно, как если б в них вселился бес и они стали одержимыми. Или… или… одержимыми были все вокруг?..