Пасынки отца народов. Квадрология. Книга вторая. Мне спустит шлюпку капитан

А ты не на плаванье ходишь?! – до мамы совершенно не доходит, о чём идёт речь в целом. – Что, ты не плаваешь, я тебя спрашиваю? Что ты на бассейне делаешь? К урокам, что ли, готовишься?! – трагедия Аделаидиного существования в абонементной группе маме не понятна. – Ты не на плавание ходишь?! Тебя спрашиваю! И так в школе еле учишься! Да! Ещё каждый день ходи, купайся, я посмотрю, что с тобой станет! Вместо того, чтоб дома помочь, хоть палец о палец ударить, она только о себе думает! Ты сама не видишь, во что ты превратилась? Ты трутень! Самый настоящий трутень! Посмотри, как другие девочки мамам помогают, квартиры убирают, за детьми смотрят! Ты – бездельница. Паразитка. Ничего тебя не касается. Ничего тебя не интересует. Ты живёшь на всём готовом! Ты – потребитель! Как ты жить будешь одна на белом свете – я не знаю! Я за тобой хожу, убираю, убираю, всё за тебя делаю, твои трусы стираю! Что это за девочка такая, за которой мать трусы стирает?!

– Так я ж не просила! – Аделаида уже страшно жалеет, что заговорила с мамой про бассейн. И вообще – при чём тут трусы?!

– Тебя я забыла спросить, что мне делать и что нет! – голос у мамы резкий. Так на их городском базаре кричат:

– Пэрсик! Свежи хароши пэрсик!

– Посмотри, по всей квартире твои волосы валяются!

«Это ж какие такие «волосы»? – Аделаиде тоскливо до безобразия. – Это которые у меня выросли после твоей «иранской хны»? Так они ещё и падают?.. Ужас…

Хожу за тобой, подбираю, подбираю, – мама решила многое ей сегодня сказать, – в лепёшку для тебя расшибаюсь, чтоб у тебя больше времени на занятия оставалось, чтоб ничем тебя не загружать. А ты-ы-ы… Как-будто всё так и должно быть! Ничем себя утруждать не хочешь! Ничем! Смотри, не переусердствуй! Как-будто все тебе обязаны! Знаешь, что я тебе скажу? Наглая ты, Аделаида, наглая и неблагодарная! Ещё и мать в могилу свести хочешь. Из-за тебя я болею. Вот, смотри какое сердцебиение началось! Какое сердцебиение! Ничего же не было! Что я тебе плохого сделала, а? Стояла, мыла посуду. Не трогала я тебя, близко не подходила. Всё было тихо, хорошо. Так ты же не можешь, когда дома спокойно. Пришла… Раз! Ни с того, ни с сего на ровном месте на меня набросилась! Взяла на ровном месте и разнервировала мать! За что, спрашивается?! Тебя спрашиваю: за что?!

– Но я же не виновата, что мои волосы валяются! Они ж сами выпадают!

– А кто виноват?! Ни-ет! Я тебе их выдёргиваю! – мама уже отложила тарелки, села на табурет и стала прижимать правую руку к левой груди, а левую руку к правой руке, что означало «сердце колет и сейчас мне будет плохо».

– Оля сказала, что волосы лезут от перхоти! Она сказала, что меня к врачу надо повести и полечить, – Аделаида уже готова расплакаться.

– Это какая такая очень умная Оля?! У которой та мерзкая тетрадь была?! Это она говорит что ты – больная?! Она сама больная, это её саму лечить надо!

– Нет! Это была Ленкина тетрадь! – Аделаида всеми силами старается отмазать Ольку, надеясь, что мама не помнит на самом деле, чья же это была «Тетрадь» со страшными вопросами.

– Что это ещё за «Ленка» такая?! Миллион раз тебе говорила: нет имени «Ленка», есть имя «Лена». Одно дерьмо: твои Оли, Моли, Лены, Мены! Я хорошо помню, чья она была! Тебе вся эта шваль дороже родной матери! Тебе на мать наплевать! Она про Олю думает! Сама скоро такой же швалью станешь! Уличной швалью. Вот во что ты превращаешься потому, что у тебя нет круга! Нет нормальных подруг из интеллигентных семей!

Ах, как отчётливо Аделаида представляла себе этот самый «круг», именно которого у неё «не было»! Он был похож на красный пластмассовый Кощейкин хула-пух, который папа называл «хло-хло». Так ведь не было не только хула-хупа, не было вообще ничего: ни квадрата, ни треугольника, ни многоугольника. Не было ничего, если не считать Кощейки, которая всё реже и реже стала появляться во дворе.

– Tрусы я собираю в целлофановый пакетик, чтоб потом постирать, ты зачем-то сама их оттуда вытаскиваешь… – Аделаида не хотела очередного скандала. Она почти всхлипывала, но всё ещё ёрзала и пыталась сопротивляться.

– Да! Вонь такая будет в доме стоять от тебя и твоих трусов, пока ты постираешь! Ждать я буду, как же!