Как «нет»??? – мама даже не сразу поверила. – Что значит «нет»?! Ты сказала «нет», или мне показалось? Подожди: так ты сказала «нет»?! – мама так внезапно обернулась, как если б Аделаида-таки засветила ей по голове той самой суковатой палкой, которой папа постоянно советовал ей «бит маму па галаве» чтоб «бистрей канчаг» (ударить маму по голове, чтоб не мучить бедную женщину, а скорей прикончить). Ну и где же ты в таком случае шлялась?!
Аделаида не полностью понимала термин «шлялась», точнее, никогда о значении этого слова особо не задумывалась. Мама всегда по отношению к ней использовала именно глагол «шлялась». Поэтому Аделаида не заморачивалась и просто считала, что «отсутствовать из дому» и «шляться» – это в сущности одно и то же… Ох, как часто ей потом приходилось вляпываться в дурацкие истории с мамиными словами! Оказывается, не все люди говорили так. Она нередко повторяла то, что слышала дома, абсолютно не задумываясь о значении. В частности, мама очень любила всякие заграничные слова и выражения. Она знала названия всех лекарств, любила заумные диагнозы. Мама никогда не могла запомнить имена Аделаидиных подруг, зато с лёгкостью жонглировала словами типа «тромбоцитопеническая пурпура» и очень любила название своего диагноза: «стеноз коронарных сосудов» и «гипертрофия задней стенки левого желудочка». Слово «коронарных» мама произносила, слегка прикрыв глаза веками, и было видно, что это слово доставляет ей особое удовольствие. Простые слова в своей речи мама тоже любила заменять на научные. Например, вместо «не груби!» мама говорила «не утрируй!»; одеяла неизменно были «жаккардовыми»; морковь «цвета терракоты»; ложка «дэсэртная». Вообще Аделаида всегда знала наперёд, что мама скажет: если Аделаида спрашивала, как пишется то или иное слово, мама никогда не отвечала прямо. Она говорила: «Суффикс – очк – пишется с буквой „о“. Суффикса – ёчк – нету! Поэтому пишется „девчонка“! Повтори: „девчонка“! Поняла? Не знаешь правило! Сядь! Будем писать диктант!»
«Диктанты» Аделаида писала повсеместно и в любое время года – дома, в поезде, в воскресенье, каникулы, день рождения – роли не играло. Вдруг летом, сидя где-нибудь в курортном городе на лавочке, мама, засмотревшись на какую-нибудь прохожую в шляпе и цветастом сарафане, задумчиво произносила: «Аделаида! Неси тетрадь или чистый листик! Будем писать диктант!». Как мамина мысль наводилась на диктант после просмотра цветастого сарафана? Скорее всего, маме нравились и шляпка, и походка статной незнакомки. Тогда мама начинала сравнивать себя с ней и понимала, что сравнение далеко не в её пользу. «Но зато она – пустоцвет! – мама окатывала презрением тонкие лодыжки. – У неё же явно совершенно ни черта нет в голове! Ну, смазливая рожица и тонкая талия, ну и что?! Кому она, такая дура, нужна?! То ли дело – умные и образованные женщины. С интеллектом, аристократичные и элегантные. А эта что?! Тьфу на ровном месте! Поэтому учебный процесс будет стоять в семье на особом месте и считаться важнее всего!» Поэтому Аделаида и писала многочисленные диктанты и решала по телефону школьные задачи вместе со вконец замученной Береговой. Аделаида вообще старалась как можно реже обращаться к маме по вопросам, не касающимся учёбы, и делала это только в самых исключительных случаях. Ведь никогда не знаешь, какое у мамы настроение и во что вопрос может вылиться. Правда, в последнее время Аделаида всё чаще и чаще стала почти кожей чувствовать мамино настроение, но всё равно не из любопытства, не из вредности, а каждый раз веря, что справедливость всё-таки восторжествует, лезла на рожон. Ей казалось, что мама просто чего-то не понимает, но вот-вот вещи станут на свои места.
Аделаиде очень было грустно от того, что мама почти всегда говорила и делала одно и то же. Когда маму не спрашивали, и она в задумчивости говорила как бы сама с собой, можно было заранее знать, как она изольёт чувства. Например, если она пробовала что-то печёное, то обычно кивала головой:
– У-у-гу. Тесто хорошее!
И неважно, что она ела: торт ли, булку, или пирог с начинкой, она никогда не говорила: «Какое хорошее печенье! Неплохой рулет». Исключительно:
– У-у-гу! Тесто хорошее!
Может, она не знала названий? Да нет же… Вряд ли… У неё же была та знаменитая книга «О вкусной и здоровой пище» под редакцией Анастаса Микояна с эпиграфом самого Сталина: «Жить стало лучше, жить стало веселей». Несмотря на умопомрачительные, ни в какие привычные понятия о пище не укладывающиеся рецепты, мама доверяла исключительно ей. Она не клала сахар в рисовую и манную каши, зато обильно сыпала сахарный песок в зелёный салат с укропом, от чего тот становился совершенно несъедобен. На робкие возмущения Аделаиды мама, скрипя сахаром на зубах, недоуменно пожимала плечами:
– А мне так нравится!