Пасынки Третьего Рима

Наступившее утро невинно хлопало заспанными голубыми глазенками, зевало во всю ширь горизонта и изо всех сил делало вид, что оно вовсе даже и не в курсе, чем занимались почти полночи обитатели и гости Длинного Дома на Сеславинской – вместо того, чтобы спать, как все нормальные люди. Нет, одним, видите ли, приспичило строить стратегические планы по переустройству мира, другому… точнее, третьему – играть в шпионов!..

Как ни странно, проснулись все трое бодрыми, выспавшимися и готовыми к подвигам. У Крыса даже головная боль прошла.

Войдя в кухню, Марк во все глаза уставился на Мартишу. Еще вчера на ее голове красовалась роскошная копна ярко-рыжих дрэдов, а лицо было разрисовано вайдой. Сегодня дрэды сменились россыпью тоненьких струящихся косичек черного цвета, а изящные синие узоры росписи – лаконичным черно-белым рисунком в виде довольно устрашающей маски, зрительно сильно искажающей черты лица.

– Но… как?.. – ошеломленно проговорил скавен, крутя растопыренной пятерней возле головы.

На лице сирены появилась донельзя довольная кошачья улыбка.

– Это ты меня еще с ирокезом не видел! – мечтательно возведя глаза к потолку, мурлыкнула она. – С зеленым! В полосочку! И с колечком в носу!

Послышалось ехидное хмыканье Кожана. Видимо, ему – в отличие от Марка – это наблюдать доводилось.

– Ах, ну я таки вас умоляю, господа! – тоном капризной жеманницы откликнулась Существо и кокетливым жестом привычно вернула на место свесившуюся на лицо косичку. – Будьте же снисходительны к женской слабости и тяге к разнообразию!

И тут же, сменив тон, спокойно пояснила:

– Марк, не парься. Это всего лишь парики и накладные пряди. Ну… я действительно люблю разнообразие. Только раньше у меня не было возможности экспериментировать над своим обликом. Теперь – есть. И я, как творческая на всю голову личность с гм… очень богатым внутренним миром (Кожан снова хмыкнул), теперь отрываюсь по полной программе!

Позавтракали быстро и молча. Потом Мартиша с привычной деловитостью собрала припасы в дорогу, Марк проверил арбалет, и все трое наконец вышли во двор.

Из-под навеса, потягиваясь и зевая во всю свою грандиозную хлеборезку, выбрался Крокодил и приветливо махнул хвостом.

– Нагулялся, герой-любовник? – потрепал его по ушам Кожан. – Жрать хочешь?

Цербер всем своим видом продемонстрировал, что хочет, и еще как!

– Нет времени, – обломала песьи чаяния Мартиша, запирая дверь и пряча в карман ключи. – По дороге чего-нибудь перехватит. Вернее, кого-нибудь.

Крокодил с немым укором мученика за веру и всею скорбью собачьего племени в глазах посмотрел на нее, душераздирающе вздохнул и, понуро свесив голову и хвост, поплелся к воротам.

– Да-да, – сказала ему вслед сирена. – Бедная несчастная собачка, которую морят голодом жестокие хозяева. А у самого морда в остатках чьих-то перьев, и я прям-таки отсюда вижу не очень тщательно прикопанный нехилый такой окорочок!.. Крокодил, хорош придуриваться! Я знаю, что ты не голоден!

Цербер через плечо покосился на хозяйку, снова вздохнул – на этот раз разочарованно, ибо перфоманс явно не удался. А потом…

Марк проморгался, едва сумев подавить несолидное желание протереть глаза. Только что собак шел по двору. А потом он вдруг как-то замерцал, смазался – и вот уже на том месте, где он только что был, стало пусто. Только вздрогнула и слегка тренькнула спираль «колючки» над воротами.

– Ускорился и сиганул через забор, – пояснила Мартиша, видя удивление юноши. – При всех его талантах сквозь стены он просачиваться не умеет. А вот прыгает – что в длину, что в высоту – хоть на олимпиаду его отправляй. Ну, и бегает тоже… Ладно, довольно лирики, пошли, что ль? Дорога неблизкая, к полудню как раз дойдем… если ничего по пути не случится.

– Чего это – «пошли»? – шевельнул бровью Кожан и… направился к своему «Тигру». – Поехали!

Марк на миг остолбенел, а потом ощутил, как в груди разливается горячее чувство благоговейной признательности к вождю и жгучее желание ни много ни мало, а отдать за него жизнь. Горючее было дорогим, ОЧЕНЬ дорогим и редким ресурсом, и как, с каким трудом и приключениями его добывали на их станции, юный охотник знал не понаслышке. И именно поэтому, по правде говоря, Кожан не был обязан ни помогать ему спасать Костю, ни тем более тратить на это драгоценнейший бензин и гонять туда-сюда свой автомобиль. А вот поди ж ты…

«Но я же за это потом век не рассчитаюсь!» – обеспокоенно подумал юноша.

Ему вдруг вспомнился отец. Хмара был одним из самых преданных сторонников Кожана, и после его гибели вождь и клан, к которому принадлежали отец и сын Хмаровы, не бросили осиротевшего мальчишку на произвол неласковой судьбы рожденного после Конца Мира. И вот сейчас грозный вожак безо всяких просьб со стороны блудного юнца-соплеменника взялся ему помогать.

Существо оглянулась, украдкой подмигнула подростку и кивнула на распахнутую дверь машины – мол, залезай, чего ворон ловишь? А сама пошла открывать ворота.