Патент 119

Рудольф(подходит ближе к Ольге, проводит рукой по голове). Ольга, Ольга, над моей жизнью — неведомое солнце!

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Комната Блеха. Входная дверь в общий коридор, дверь в комнату Анни и дверь на кухню.

Письменный стол, диван, телефон. За окнами февральская вьюга.

Блех перед зеркалом снимает галстук и воротничок, надевает байковую куртку. Анни, сидя, мрачно смотрит на отца.

Анни. Для чего этот маскарад?

Блех. Маскарад? Я одеваюсь, как все.

Анни. Все знают, что ты носишь воротнички, меховую шубу…

Блех. В служебное время моя шуба и мои белоснежные воротнички увеличивают мой авторитет. Трость, перчатки, сигары, мои башмаки внушают этим дикарям священное благоговение. Но, когда я иду на общее собрание, я должен казаться «парнем в доску». Выражение непереводимо. Что поделаешь! Психология толпы. Русские к тому же болезненно самолюбивы.

Анни. Нужно потерять всякую гордость — позволить каким-то слесарям копаться в твоих, папа, в твоих личных делах. Европейцу идти на суд к русским…

Блех. Ты резка, Анни, — у тебя стал портиться характер.

Анни. Какое тебе дело до общего собрания?

Блех. Не скажи. У них это очень серьезно. Если общее собрание постановит снять Рудольфа Зейделя с работы, никакая власть не пойдет против такого решения. Общее собрание — капризная штука. У Рудольфа много друзей. А ты представляешь, — если ему удастся доказать…

Анни. Ему ничего не удастся доказать. Негодяй! Негодяй!..

Блех. Позволь, куда я сунул договор? (Ощупывает карман.)

Анни. Папа, умоляю тебя, не бери с собой!

Блех. Да, ты права.

Анни. Дай сюда. (Блех дает ей договор, она кладет на стол.)

Спрячу к себе — будет надежнее.

Блех. Врачебная экспертиза признала у Рудольфа сильное нервное расстройство. Я не возражаю. (Смеется.) У мальчишки свихнулись мозги, — я недостаточно учел его шиллеровский темперамент. (Кончая одеваться.) Неотложная задача: это выбить из немецких голов мечту о социальном рае… Ну вот, чем я не «парень в доску»? Я буду говорить без переводчика. Русские всегда приходят в благодушное настроение, когда начинают ломаться на их собачьем языке. Я их немножко посмешу сегодня.

Анни. Как ты думаешь: Рудольф будет выслан на родину и там предан суду?

Блех. Вероятно.

Анни. Что он получит?

Блех. За нарушение контракта — пени в размере причиненного мне убытка, за шантаж — тюрьму.

Анни. Тюрьму? Хорошо. Пусть поклеит аптекарские коробочки для пользы человечества.

Блех(берет за подбородок). Злючка.

Анни. Он — наш враг. Я всегда ненавидела его руки — жилистые, красные руки голодного хама. О! Я давно чувствовала: именно эти руки поведут его к преступлению. Ненавижу!

Торопов(входит). Можно? Я за вами, Конрад Карлович. Пора!

Блех(тревожно). А что?

Торопов. Нет, все в порядке. Демагогов мы слегка ущемили. Общее собрание настроено скорее в вашу пользу. Но вам необходимо показаться, бросить несколько слов, — резолюцию проведем почти единогласно.

Блех. Какова может быть резолюция?

Торопов. Душевная ненормальность Рудольфа Адамовича, на этой почве — склочничество, недостойные выпады против вас, необоснованное присвоение авторства…

Блех. Превосходно.

Торопов. Один щекотливый пункт есть, конечно, — договорник его с вами.

Блех. Какой договор? С ума сойти! Еще раз повторяю: расписки. Расписки Рудольфа Зейделя в получении жалованья… (Показывает из бумажника.) Триста… вот — опять триста. Договор, именно это — его пункт помешательства.

Торопов.

Что мне-то говорить? Это крикуны наши не верят… Ну, пойдемте, пойдемте.

Блех (Анни). Главное — не волнуйся, деточка. Вернусь — поедем ужинать. Вот ведь, виолончель забыли взять… (Торопову.) Скучает она здесь у вас.

Торопов. Да, насчет развлечений у нас еще не освоено.

Анни. Холодно, Семен Семенович. Такой ветер, снег, — даже сердцу холодно.

Торопов. Да, русская зима.

Анни (вглядываясь в окно, где ветер взмел снег). Страшно!.. Я вас провожу. (Торопов и Блех идут вперед, Анни накидывает шаль, зовет в боковую дверь. Говорит по-русски.) Марфуша! Уберите чайную посуду.

Голос Марфуши. Ладно.

Анни. Дверь заприте. (Уходит.)