Патрульные апокалипсиса

Жан-Пьер побрел на набережную Тюильри, останавливаясь в каждой темной улочке и покидая ее без всякого результата.

— Старик Жодель — свинья! Никогда не угостит вином!

— Треплется, будто у него друзья во властях — где же они, эти друзья?

— Болтает, что знаменитый актер — его сын, вот дерьмо?

— Я вот спился, и плевать мне на все, но дружкам своим я не вру. Только добравшись до грузовых пристаней выше моста Альма, Жан-Пьер услышал от одной старой бродяжки то, что немного приободрило его.

— Жодель, конечно, сумасшедший, да только ко мне хорошо относится. Приносит мне цветы — краденые, сам понимаешь, и называет меня великой актрисой. Представляешь?

— Да, мадам, представляю.

— Значит, и ты такой же сумасшедший.

— Возможно, но вы и впрямь прелестны.

— Ай! Глаза-то у тебя! Синие, как небо! Может, это его призрак явился!

— Разве он умер?

— Кто знает? А ты-то кто?

Наконец, много часов спустя, когда солнце уже зашло за высокие здания Трокадеро, Жан-Пьер услышал в одном проулке, более темном, чем все предыдущие, нечто иное.

— Кто это говорит о моем друге Жоделе?

— Я! — крикнул Виллье, углубляясь во тьму узкого проулка. — А ты его друг? — спросил он, опускаясь на колени рядом с лежащим лохматым бродягой. — Мне надо отыскать Жоделя, — продолжал Жан-Пьер, — я заплачу тому, кто мне поможет. Вот, смотри! Пятьдесят франков.

— Давненько я не видал таких денег.

— Ну, гляди. Так где Жодель, куда он пошел?

— Он сказал, это секрет...

— Но от тебя-то он ведь не скрыл.

— Ну да, мы с ним как братья...

— А я его сын. Так скажи мне.

— В долину Луары, к страшному человеку в долине Луары, больше я ничего не знаю, — прошептал бродяга. — Никому не известно, кто этот человек.

Внезапно в освещенном солнцем конце проулка возник силуэт. Жан-Пьер, поднявшись с колен, увидел, что это мужчина такого же роста, как он.

— Почему ты расспрашиваешь про старика Жоделя? — спросил незнакомец.

— Мне надо найти его, мсье, — ответил Виллье дрожащим, хриплым голосом. — Он мне должен, понимаете, и я ищу его уже три дня.

— Боюсь, ты ничего не получишь. Ты что, газет не читал?

— С чего это мне тратиться на газеты? А посмотреть комиксы и посмеяться я могу, подобрав вчерашнюю газету или хоть старую.

— Бродяга, которого опознали как Жоделя, застрелился вчера вечером в театре.

— Ах, мерзавец! Да ведь он должен мне семь франков!

— Кто ты, старик? — спросил незнакомец, приближаясь к Жан-Пьеру и разглядывая его лицо в сумеречном свете проулка.

— Я Огюст Ренуар, пишу картины. Иногда становлюсь мсье Моне, бываю голландцем Рембрандтом. Весной — Жоржем Сера, а зимой — Тулуз-Лотреком: в борделях-то ведь тепло. А в музеях так хорошо, когда идет дождь и холодно.

— Старый дурак!

Мужчина повернулся и направился к улице, Виллье быстро заковылял за ним.

— Мсье! — крикнул он.

— Что тебе? — Мужчина остановился.

— Раз вы сообщили мне такую страшную весть, заплатите хоть семь франков.

— Почему это я должен тебе платить?

— Потому что вы украли у меня надежду.

— Украл что?..

— Надежду ожидания. Я ведь не спрашивал вас про Жоделя, это вы ко мне подошли. Откуда вы узнали, что я его ищу?

— Да ты же выкрикивал его имя.

— И этого было достаточно; чтобы вмешаться в мою жизнь и уничтожить надежду? Может, мне надо спросить, кто вы такой, мсье. Слишком уж вы богато одеты, чтоб быть приятелем моего друга Жоделя, сукин он сын! Вам-то что до Жоделя? Чего вы сюда явились?

— Да ты просто психопат, — сказал мужчина и полез в карман. — Вот тебе двадцать франков и извини, что отнял у тебя надежду.

— Ох, благодарю вас, мсье, благодарю!

Жан-Пьер подождал, когда любопытный незнакомец вышел на залитый солнцем тротуар, затем пробежал по проулку до угла и выглянул: тот подходил к машине, стоявшей метрах в двадцати вверх по улице. Снова прикинувшись полубезумным парижским бродягой, Виллье выскочил на улицу и, запрыгав, как шут, начал выкрикивать:

— Да пребудет с вами любовь Господня, да примет вас Иисус в свои объятия, мсье! Пусть врата небесного рая раскроются, чтобы...

— Отвяжись от меня, черт бы тебя побрал, старый пьяница!

«О, безусловно отвяжусь!» — подумал Жан-Пьер, запомнив номер отъезжающего «пежо».

* * *

В конце дня Лэтем во второй раз за восемнадцать часов сел в лифт, доставивший его в подвальный этаж посольства. Он направился не в центр связи, а в святая святых — отдел документации и справок. За столиком справа от стальной двери сидел морской пехотинец; узнав Дру, он улыбнулся.

— Как там погода, мистер Лэтем?

— Воздух не такой прохладный и чистый, как здесь, сержант, но ведь у вас самый дорогой воздушный кондиционер.

— Слишком уж нежный у нас народ. Хотите войти в наше хранилище секретов и отъявленной порнухи?

— А у вас демонстрируют извращения?

— За сотню франков с человека, но вас я впущу бесплатно.

— Я всегда знал, что можно положиться на морскую пехоту.

— Кстати, ребята хотят поблагодарить вас за выпивку, которую вы нам выставили в кафе на Гренель.