Патрульные апокалипсиса

— Всегда к вашим услугам. Не знаешь ведь заранее, когда придет охота посмотреть порнуху... Вообще-то владельцы того заведения — мои давние друзья, а ваше присутствие несколько охлаждает пыл неприятных субъектов.

— Да, вы нам говорили. Мы тогда оделись, будто собрались в оперетту.

— Скажите, сержант, — перебил его Дру. — Вы знаете Карин де Фрис из отдела документации и справок?

— Только здороваемся и прощаемся, вот, пожалуй, и все. Она очень интересная девчонка, но, по-моему, старается это скрыть. Носит очки, которые весят, наверное, фунтов пять и одевается во все темное, не по-парижски.

— Она здесь недавно?

— Должно быть, месяца четыре, ее перевели к нам из НАТО. По слухам, она из тихонь и держится от всех в стороне, понимаете?

— Думаю, да... Ну, ладно, хранитель таинственных ключей, посадите меня в первый ряд.

— Вообще-то это как раз в первом ряду, третий кабинет справа. Ее фамилия — на двери.

— Вы туда заглядывали?

— Конечно, черт подери. Каждый вечер, когда эту дверь запирают, мы обходим все помещения, держа наготове оружие, на случай, если сюда проникли нежеланные гости.

— А-а, занимаетесь тайными операциями. Вам бы в кино выступать, в серьезных фильмах.

— Вашими бы устами да мед пить. Ужин из нескольких блюд, вино льется рекой, и все — для тринадцати морячков? А хозяин нервничает, бегает по залу и рассказывает всем, что мы — его лучшие друзья и чуть ли не американские родственники, готовые явиться со своими базуками в ту же минуту, как он позовет нас. Такой сценарий, да?

— Абсолютно невинное, без всякого подвоха, приглашение страстного поклонника морской пехоты.

— Нос у вас становится все длиннее, мистер Пиноккио.

— Вы ведь уже надорвали мой билет, так что впустите, пожалуйста.

Морской пехотинец нажал на кнопку, вмонтированную в его столик, и в стальной двери что-то громко щелкнуло.

— Входите во дворец Чародея, сэр.

Лэтем вошел в коридор, где тихо жужжали компьютеры. Отдел документации и справок размещался в кабинетах, находившихся по обеим сторонам центрального прохода. Как и в центре связи, все здесь было стерильно белое; с низкого потолка шел свет от толстых неоновых трубок. Лэтем подошел к третьей двери справа и увидел белую надпись в центре верхней панели: мадам де Фрис. Не мадемуазель, а мадам. Вдове де Фрис придется ответить на несколько вопросов, касающихся некоего Гарри Лэтема и его брата Дру. Он постучал.

— Войдите!

Лэтем открыл дверь. Лицо Карин де Фрис, сидевшей за столом у стены слева, выражало изумление.

— Вот уж не ожидала вас увидеть, — испуганно сказала она. — Простите, мне не следовало так уходить.

— Вы все превратно поняли, мадам. Это я должен перед вами извиниться. Я говорил с Витковски...

— Да, с полковником...

— А теперь пришел побеседовать с вами...

— Мне бы следовало догадаться, — перебила она. — Хорошо, давайте поговорим, мсье Лэтем, но не здесь. В другом месте.

— Почему? Я просмотрел то, что вы мне дали, — работа выполнена не просто хорошо, а великолепно. Я едва могу отличить пассив от актива, но вы объяснили все очень понятно.

— Благодарю. Однако вас привело сюда не это, правда?

— Что вы имеете в виду?

— В шести кварталах отсюда, если свернуть на восток с авеню Габриель, есть кафе «Le Sabre d'Orleans» — «Орлеанская сабля». Оно маленькое и не слишком посещаемое. Приходите туда через сорок пять минут. Я буду в кабинке в глубине зала.

— Не понимаю...

— Поймете.

* * *

Ровно через сорок семь минут Дру вошел в маленькое захудалое кафе в стороне от авеню Габриель и, вглядываясь в полумрак, подивился тому, что в одном из самых дорогих районов города находится столь убогое заведение. Он нашел Карин де Фрис в самой дальней кабинке.

— Ну и дыра, — прошептал он, усаживаясь напротив нее.

— L'obstination du francais[34], — заметила де Фрис. — Кстати, шептать незачем. Здесь нет никого, кому интересны наши дела.

— А кто же упрямец?

— Хозяин кафе. Ему предлагали большие деньги, но он отказывается продать свое заведение. Он человек богатый, а это кафе принадлежало его семье еще до того, как он разбогател. Он держит кафе, чтобы давать работу родственникам, один из них как раз направляется к нам — только не упадите.

К столику нетвердой походкой подошел пожилой, явно пьяный официант.

— Будете заказывать? Только еды у нас нет! — выпалил он.

— Шотландское виски, пожалуйста, — сказал Лэтем по-французски.

— Шотландского сегодня нет, — ответил, рыгнув, официант. — У нас хороший выбор вин и японская мура, которую тоже называют виски.

— Тогда белое вино. Шабли, если есть.

— Значит, белое.

— И мне тоже, — сказала Карин. Когда официант отошел, она заметила: — Теперь вы поняли, почему это кафе непопулярно.

— Его просто-напросто следует закрыть... Давайте поговорим. Ваш муж работал с моим братом в Восточном Берлине.

— Да.

— И это все, что вы можете сказать? Только «да»?

— Полковник же все вам сказал. Я не знала, что он работает в Париже, когда попросила перевести меня сюда. Выяснив это, я поняла, что разговор с вами неизбежен.

— Так вы перевелись из-за меня?