Пациент всегда мертв

После стольких лет знакомства я мало знал о Рике. О жизни Майло, после того как он скрывался за дверью своего домика в Западном Голливуде, — тоже.

— Родители всегда доставали его с этой темой, — сказал Майло.

— С холокостом?

Он кивнул:

— Они хотели, чтобы Рик в большей степени осознавал себя евреем. Постоянно были упреки. А когда его старики узнали, что он гей, ситуация еще более осложнилась. Его мать рыдала так, словно Рик уже умер. Отец кричал, что он глупец, так как у нацистов теперь будет сразу две причины засунуть его в печь. — Майло отпил еще немного скотча, прополоскал им рот. — Он единственный ребенок в семье, и им всем было непросто. Лучше стало, только когда прошло время и его родители состарились. В конце концов, они смирились.

А отец Майло до самой смерти не смог простить своему сыну, что тот — гей.

— Потом пришло одиннадцатое сентября, и Рик изменился, — продолжил он. — Воспринял это как личное дело. Его взбудоражил тот факт, что за терактом стояли арабы, обвинявшие во всех грехах евреев. Рика стали всерьез раздражать антисемитские помои, распространяемые из Саудовской Аравии и Египта. Он начал больше интересоваться собственным еврейством, принялся читать книги по истории евреев, об Израиле, давать деньги на мероприятия сионистов, подписываться на их журналы.

— Которые ты случайно подбирал.

— Почему мое внимание привлекла личность Иссы Кумдиса? Этот парень — аферист, однако сделал карьеру ученого. Вот что заинтриговало меня. И не только это. Он читает лекции, в которых утверждает, что нужно убивать людей. Чертовски много ненависти для профессора колледжа.

— В научных кругах вообще много ненависти.

— Ты убедился в этом лично?

— Обычно такие вещи не становятся достоянием общественности, но ты обалдеешь, узнав, что происходит на факультетских вечеринках, когда ученые мужи думают, что их никто не слышит.

— Интересно, Исса Кумдис так же распоясывается в Гарварде? Разве нет у его коллег каких-то ограничений на распространение ненависти?

— Правила выполняются, но выборочно.

— Да, какие, однако, миляги, эти ученые. Но хватит о них, время сконцентрироваться на злом докторе Ларсене. Узнал что о какой-нибудь местной афере?

— Пока нет. Я попросил Оливию присмотреться. Дал ей наводку на программу "Стражей", так как я случайно на нее натолкнулся.

— "Стражи справедливости"… Оливия очень даже нам здесь пригодится… Кстати, Франко Гулл вдруг изменил обычный режим дня и отправился в спортивный клуб. Возился с железками, не обращал внимания на женщин, потом поехал домой. Такое ощущение, что этот парень знает об афере и начинает нервничать. Возможно, его можно загнать в угол и расколоть. Имеет смысл?

— Не думаю, что теперь ты чего-нибудь от него добьешься.

— Возможно, и так. Но если я в скором времени не продвинусь по делу, то у меня не будет выбора. — Он потер лицо. — О'кей, я подожду, пока ты не получишь информацию от Оливии. — Его мобильник запищал, Майло приложил его к уху. — Стеджес… Когда?.. Естественно… О'кей, дай мне номер. — Блокнот и ручка все еще были у него в руке, и он стал спешно писать, после чего со странной улыбкой захлопнул мобильник. — Так-так-так.

— Кто это был?

— Детектив Бинчи. Послушный парень, сидит у себя за столом, ворочает бумаги, прежде чем отправиться на очередную прогулку за Гуллом. Мне только что позвонили, и он ответил.

Сонни Коппел хочет поговорить. Он обедает. Кафе на Пико. Приглашает меня.

— Я включен в приглашение?

— Конечно. Я тебя включаю.

Глава 35

Кафе называлось "Джине" и располагалось в темном тихом квартале на южной стороне Пико, всего в нескольких ярдах от машин, бегущих по Ла-Сьенега, и совсем недалеко от восточной границы района, где проживал Майло.

Мы добрались туда в десять сорок. Вывеска над дверью извещала: "Открыто до полуночи". Внутри — длинная узкая комната с грязными виниловыми полами, стойка и семь одинаковых столиков, освещенных яркими лампами. Два молодых парня в громадных очках заговорщицки шептались над кофе, пирогами и пачкой исписанной бумаги, лежавшей между ними. Пожилая женщина беззубо жевала сандвич с яичным салатом. Позади нее мускулистый мужчина в сером рабочем костюме читал старую газету и поедал гамбургер.

Завернувшись в мягкий серый плащ, Сонни Коппел сидел у стойки, цеплял вилкой и отправлял в рот кусочки ветчины и яичницы. Человек за стойкой, не обращая на Коппела внимания, отчищал сковороду. Когда мы вошли, он быстро обернулся и тут же вернулся к своей работе.

Коппел вытер рот, встал со стула и понес тарелку, салфетки и приборы к переднему столику. Ближе к двери и подальше от остальных посетителей. Под плащом у него была темно-коричневая трикотажная рубашка с белым узором. На больших широких ступнях — расшнурованные кроссовки. На свежевыбритом лице виднелось несколько порезов.

Его кружка с кофе осталась на стойке, и Майло принес ее на столик Коппела.

Человек за стойкой повернулся к нам:

— Вы что-нибудь будете, парни?

— Нет, спасибо.

Коппел еще стоял, когда Майло поднес его кофе.