Пациентка

Бергман обернулся. В дверном проеме в длинном розовом пеньюаре стояла встревоженная Маргарет.

— Офис «Маньяни Фармацевтик» разгромили, — тяжело вздохнул Бергман. — Придется ехать…

— Я бутерброды приготовлю, — понимающе кивнула Маргарет.

* * *

Утром Нэнси проснулась другой. Впервые за последние тринадцать лет она не стала провожать Джимми на работу, а, лежа в кровати, дождалась, когда муж уйдет на службу, подозвала Рональда, поручила ему приготовить себе и Энни бутербродов, пожелала удачи на сдаче последних перед весенними каникулами тестов и снова закрыла глаза — страшно хотелось спать. И лишь к обеду, когда третий раз за утро отчаянно затрезвонил телефон, Нэнси заставила себя покинуть постель.

«Надеюсь, это не Джимми», — подумала она и подняла трубку.

— Миссис Дженкинс?

Нэнси удивилась. Голос был мужской, на удивление знакомый, но кто ей звонит, она бы сказать не взялась.

— Да, это я…

— Вас беспокоит Скотт Левадовски.

Нэнси удивленно подняла брови и вдруг вспомнила, что сама же надиктовала секретарше свой адрес и номер телефона.

— А-а-а… чего вы от меня хотите?

— Вы сегодня не приехали на сеанс, — сварливо напомнил Левадовски, — а ведь я вам назначил на десять утра, самой первой…

— Я передумала, — спокойно отмахнулась Нэнси.

— Вы не понимаете, — с явным напряжением в голосе произнес Левадовски. — Терапию нельзя бросать на полпути. Ее следует довести до конца.

Нэнси криво улыбнулась. Она уже понимала, что на самом деле Левадовски хочет лишь одного: чтобы Нэнси стала той, кем он ее видит: тридцатидвухлетней провинциальной домохозяйкой — безропотной, по возможности безмозглой и — так же, как и он сам, — совершенно раздавленной космическим величием каждого встречного фаллоса.

— А не пойти бы вам к черту, мистер Левадовски?

Психотерапевт взволнованно задышал.

— Вы не понимаете, миссис Дженкинс… вы не можете все время закрывать глаза на свои проблемы! И я, как опытный, квалифицированный специалист, гарантирую, что пока вы не посмотрите своим страхам и проблемам в лицо, вы от них не избавитесь! Вы слышите меня, миссис…

Нэнси аккуратно положила трубку на рычаги, села в кресло и вдруг задумалась. Пожалуй, в чем-то дипломированный специалист был прав, и если бы тот же Джимми сумел посмотреть своим страхам в глаза… многое пошло бы иначе, лучше. Но вот она сама… — Нэнси надолго замерла, погрузилась глубоко в прошлое и спустя четверть часа удовлетворенно тряхнула головой, — сколько бы она ни копалась в себе, обнаружить проблему, которой она не сумела бы посмотреть в лицо, не удавалось.

Она покинула кресло, сходила в ванную, где приняла ледяной душ, и, как была, прямо в халате, на ходу вытирая волосы розовым махровым полотенцем, вышла во двор. Яркое весеннее солнце было ослепительным и яростным, почти в точности отражая то, что происходило у нее внутри. И едва она стала это обдумывать, как увидела идущего от дороги навстречу ей Рональда.

— Как тесты? Сдал? — дружелюбно поинтересовалась Нэнси.

Ронни угрюмо кивнул и сунул ей табель. Нэнси развернула бланк и удовлетворенно прищурилась. Оценки были более чем приемлемые.

— А что такой невеселый?

Ронни повесил голову и — точь-в-точь, как это делала она сама — прикусил губу.

— Ма, у тебя пятьдесят долларов есть?

Нэнси обмерла. Похоже, происходило как раз то, о чем ее специально предупредила Маргарет. Братья Маньяни требовали компенсации за утраченный пакетик с героином.

— Срочно? — мгновенно охрипшим голосом спросила она.

Рональд кивнул — еще угрюмее.

Нэнси заметалась. Она знала своего сына и понимала: раз уж он сам не признался, расспрашивать бесполезно — упрется. Но она понимала и другое. Если Ронни не вырвется сейчас, то, скорее всего, так и будет всю свою жизнь кому-нибудь платить — не этим, так другим.

— Хорошо. Я дам тебе эти деньги, — сухо согласилась она. — Но ты должен отделаться от этих ребят.

Рональд поднял глаза и, было видно, понял, что она знает, что происходит.

Если бы разговор происходил при отце, он наверняка бы втянул голову в плечи, начал бы лгать, изворачиваться… но матери он не боялся, а потому насупился еще больше, прошел мимо нее в холл и уселся в кресло перед телевизором. Нэнси последовала за ним, отметила, что сын с отсутствующим видом смотрит какое-то дурацкое шоу, и поняла, что разговор снова не состоится.

«И что мне теперь делать?»

Все выходило в точности так, как только что говорил ей по телефону Левадовски, — Ронни не собирался смотреть своим страхам в лицо. И что бы она ему сейчас ни сказала, все окажется бесполезным. Точь-в-точь как все уговоры Левадовски были бессмысленны для нее самой.

Сравнение самой себя с Левадовски привело Нэнси в ярость. Она до боли прикусила губу, две или три минуты стояла безо всякого движения, а затем прошла мимо замершего перед экраном телевизора сына к лестнице, спустилась по крутым ступенькам в подвал, сбросила стопку картонных коробок на пол и достала уже проверенную в деле «беретту». Снова поднялась по лестнице, аккуратно притворила за собой дверь и вернулась в холл.

— Ронни…

Рональд не отзывался.