Паутина

— А кто-нибудь из вас с ней общался, пока она жила здесь?

— Видите ли, она и прожила-то здесь не более двух месяцев, — ответила Лиз, и я удивленно уставилась на нее. — Все произошло вскоре после ее приезда сюда, никому из нас, можно сказать, не представилась возможность узнать ее получше. Хотя я однажды пригласила ее на чашку чая.

Уголком глаза я уловила, как дрогнуло лицо Мьюриэл — та определенно вспомнила сей жуткий факт из прошлого, — но все мое внимание было сосредоточено на Лиз с ее неожиданными и крайне важными для меня сведениями о главном персонаже задуманной книги.

— И какой она вам показалась?

— М-м-м… Застенчивая такая. А в остальном — как все. Признаться, мне она на душу не легла, но это я сейчас понимаю, а тогда абсолютно ничего не имела против нее. — Выражение лица Лиз, сидевшей за столом напротив меня, было задумчивым. — Не думаю, чтобы она успела подружиться с кем-нибудь из наших деревенских до того, как все это началось.

— А ветеринар? Что ты о нем думаешь, Лиз? — робко вставила Мьюриэл. — Ну, этот самый, мистер Уиллер?

— Бог мой, вот о ком я совсем забыла. У нее ведь была маленькая собачка, терьер или что-то вроде. Я и видела-то песика раз или два, она не выпускала его из дома. Сразу после переезда она приводила собачку к мистеру Уиллеру, так они и познакомились. Он довольно часто сюда приезжал. Я сразу его узнавала — как-никак единственный практикующий в Уорхеме ветеринар. Задерживался он надолго, и я невольно решила, что между ними что-то есть.

— Еще б не было. — Если Лиз просто констатировала факт, то в голосе Хелен звучал неслыханный дотоле металл. — Я не раз видела их прогуливающимися по деревне. Позор, иначе не назовешь, — и года ведь не прошло, как он развелся! Лично я не удивилась бы, если она была причастна к разводу. Насколько известно, их связь продолжалась несколько месяцев до ее переезда!

Я редко испытывала такую неловкость при контакте с незнакомыми людьми, как при общении с Хелен, но изумление пересилило неловкость, и я выпалила с такой откровенностью, как будто передо мной сидела Петра:

— Вы не могли наверняка знать об этом! По мне, так в их отношениях нет ничего плохого. А действительно, что в них ужасного?

— Нынешние молодые люди далеки от наших моральных стандартов. — В ее голосе не было и намека на иронию; на губах играла тонкая, холодная, безрадостная улыбка. — Да проживи он в разводе хоть сто лет, дело-то в другом: его избранницей была Ребекка Фишер! Что за мужчина согласится иметь хоть что-нибудь общее с подобной женщиной?

Я ничего не ответила, лишь заставила себя кивнуть с серьезным видом, а про себя сделала окончательный вывод: нет, никогда нам с ней не понять друг друга. Что бы мы ни обсуждали, мнения всегда будут противоположными. К счастью, снова заговорила Лиз, и у меня появился предлог отвести взгляд от Хелен.

— Ладно, что было, то прошло. Кому еще чаю?

Туманный образ Ребекки Фишер словно уплыл за горизонт и растворился — разговор, как и следовало ожидать, перешел на людей и местные события не столь противоречивые. Я старательно слушала, вежливо кивала, но мысли мои были далеко. Вспомнив ошейник в заклепках, найденный в кухонном шкафу, я вдруг озадачилась вопросом: любила ли Ребекка всяких животных или только собак; обожала своего четвероногого питомца или была для него не более чем заботливой, но сдержанной хозяйкой? Три голоса продолжали звучать со всех сторон, а я, не найдя ни ключа, ни путеводной нити, ощущала себя подобной старому компьютеру, не справляющемуся с массой данных, отчего на мониторе мелькают в непонятной последовательности ничего не значащие символы.

Когда я вернулась домой, часы показывали половину третьего. В застоявшемся воздухе витал слабый запах табачного дыма, а тишина казалась еще более тяжелой, чем раньше. Я открыла окно и включила радио, но мыслями по-прежнему была с Лиз, Хелен и Мьюриэл — мне пришло в голову, что, рассказывая многое, в действительности они не рассказали ничего.

«Невероятно, — думала я, — как все три женщины, абсолютно несхожие, оказались одинаково слепы». Ведь они же видели Ребекку Фишер, жили рядом с ней, а Лиз даже щебетала с ней за чашкой чая. Вспомнив об этой соседской встрече, я поймала себя на том, что почти отчетливо вижу в своем сознании это чаепитие. Просторная, вся в безделушках и фотографиях кухня, на столе имбирное печенье, милая болтовня о том, насколько труден переезд в новый дом, и что представляет собой эта деревня, и как изменился мир… Даже зная то, что и Лиз теперь знала, я сильно сомневалась, что моя соседка, мысленно оглядываясь назад, упрекает себя, что не расспросила более подробно, не присмотрелась более внимательно. И уж конечно, я не рассчитывала, что Лиз хотя бы время от времени прокручивает эти воспоминания в своей памяти, дабы сохранить мелкие детали, которые так легко улетучиваются. Ребекка Фишер была злом в чистом виде, а потом стала абсолютно нормальной — вот и все. Просто как дважды два четыре; оспаривать стал бы разве что идиот.