Неожиданно путешественника охватывают острое сожаление и тоска по всем местам, которые он проехал, не побывав в них, по тайнам, которых не постиг, дверям, которых не открыл. Он знает, что жизнь в этом приморском городке, который прежде существовал для него лишь как россыпь огней, беспорядочная картина лиц, улиц, мостов, домов и длинный причал, у которого останавливается поезд, существовал только как блеск воды, плеск волн, смесь голосов чиновников, носильщиков и путеше shy;ственников, потом как скос деревянных пирсов, видение судо shy;вых огней и наконец судно! – он знает, что жизнь в этом город shy;ке, видимо, такая же, как и повсюду, но знает также, что непови shy;новение вечному стремлению сомневаться, изучать, исследовать – одна из роковых ошибок в жизни, и, обратясь к носильщику, говорит, что не поедет в Париж ждущим отправки поездом, а ос shy;танется здесь.
Минуту спустя, покинув пристань через новую дверь, путе shy;шественник сидит в разболтанной, запряженной костлявой клячей коляске. Ветхий экипаж, дребезжа, удаляется по бу shy;лыжной мостовой от удивленного носильщика и возбуждаю shy;щей любопытство группы извозчиков. Причал, таможня, по shy;езд остаются позади, он проезжает мимо новых домов, пересе shy;кает новые улицы, заведенный порядк прибытия нарушен полностью. Спустя еще минуту он вызывает владельца неболь shy;шого отеля, снимает номер и, едва стихло усталое цоканье ко shy;пыт старой лошади по мостовой, оказывается наедине со сво shy;им багажом в большой, выбеленной комнате. Заказывает большую бутылку красного вина и пьет за собственные торже shy;ство и радость.
Через несколько минут он раздевается и гасит свет. Стоит в темноте какое-то время. Старые, толстые половицы, кажется, раскачиваются, словно палуба судна. Он все еще ощущает волне shy;ние моря. Подходит к окну и выглядывает. Приятный ночной воздух, приятный воздух лета с ароматом цветов и листьев, с за shy;пахом моря в гавани, со всеми старыми, знакомыми запахами земли и города – улиц, старых зданий, тротуаров, магазинов – обдает его дружественным, человеческим благоуханием.
Окно выходит на маленькую улочку – одну из узких окраин shy;ных, мощенных булыжником улиц французского городка, с уз shy;кими тротуарами, на которых двум людям не разминуться. На ней царит надменный, спокойный, замкнутый дух ночных фран shy;цузских улиц: рифленые железные шторы всех лавочек опуще shy;ны, скрытные люди, спящие в высоких старых домах с покатыми крышами, образующими стойкий, выразительный скульптур shy;ный образ древности, плотно закрыли ставни, чтобы туда никто не мог заглянуть. На другой стороне улицы внизу он разбирает потускневшие буквы над закрытыми шторами лавочки – Patisseri[20]
*.Лавочка очень старая и очень привычная. Улица спит и вмес shy;те с тем обладает странной, живой настороженностью – словно бы громадный темный глаз пристально, неусыпно наблюдает за судьбой улицы.
У путешественника возникает чувство, что он уже бывал здесь. Он стоит еще какое-то время, проникаясь неизменной и живой вечностью земли, вдыхая ее сильное, крепкое благоухание, часть участи всех живущих на ней. Потом ложится в постель, тело его погружается в блаженство грубых чистых простыней и мягких по shy;душек, словно в некую живую субстанцию, и на минуту замирает, охваченный восторженным изумлением, становится частью этой живой темноты. Находящиеся в комнате предметы – кровать, сту shy;лья, шкаф, умывальник – объединяются как живущие в его созна shy;нии вещи, старые, очень знакомые, необходимые, хотя час назад он не знал об их существовании; в его сознании присутствуют и улица снаружи, старые дома, город и вся земля.
Присутствует в его сознании и время, мрачное, таинственное, вечно текущее, словно река; присутствует вся семья живущих на земле, все люди кажутся ему знакомыми и дружелюбными, и на миг он представляется себе живым сердцем тьмы, глазом, наблю shy;дающим за спящими городами.
Потом, лежа и прислушиваясь в темноте, он слышит несколь shy;ко знакомых звуков земли. Внезапно живая тишина нарушается резким, пронзительным свистком – высоким, захватывающим звуком – французского поезда, и путешественник слышит, как поезд начинает свой путь по стране. Потом где-то раздается са shy;мый знакомый, памятный из звуков – стук колес и цокот копыт по пустой улице. Откуда-то доносится негромкий, прерывистый вой собаки, затем путешественник слышит шаги внизу.
Шаги приближаются, металлически позвякивая на пустых тротуарах, и вот он слышит два голоса – мужской и женский, го shy;лос у мужчины негромкий, доверительный, путешественник не может разобрать слов, понять, какой это язык, но голоса этих людей звучат как голоса всех любовников, ходивших парой по тихим ночным улицам: над ними неизменно шелестит нежная листва, они непринужденны и ласковы, они узнаваемы, в их рит shy;ме слышатся все неповторимые тона, паузы, восклицания людей, не замечающих ни мира, ни собственных слов. Шаги и голоса приближаются, становятся громче и минуют его окно, обретя на миг ошеломляющую реальность.