Паутина судьбы

Одеты все были действительно до изумления разнообразно: фраки, визитки бежевые, черные, темно-бордовые, фиолетовые; были и просто пошитые в Париже или Милане ординарные костюмы, но с галстуками из плетеных нитей турмалина. Дамы дефилировали в вечерних платьях сизого и алого бархата, в выставочных шелках, а полуголые куколки – в полупрозрачных лоскутках с бретелькой на плече, прикрывавших только исподнее.

Это были допущенные путаны высокого полета, а также дочери и содержанки магнатов. Их довольно трудно удавалось различить неопытному наблюдателю. Первые выбирались из самых красивых по четко рассчитанному соотношению бюстов, бедер, талий и ног. Однако среди них и правда попадались прелестнейшие в своей рекламной откровенности, а иногда и простодушно милые девчонки, действительно привлекательные и вызывающие чувство ласковой привязанности.

Содержанки и дочери магнатов от путан отличались блеском сапфировых, рубиновых, изумрудных камешков… Ну и где только возможно сияли бриллианты, иные во столько карат, что аж страшно становилось, – потому снаружи крепостной стены и у самого здания прохаживались «камуфляжники» с автоматами и длинноствольными орудиями убийства, смахивающими на миниатюрную артиллерию. Время от времени над башнями, похожими на минареты, грузно повисал охраняющий вертолет.

Среди показной и безмерной роскоши встречались женщины непричесанные, не тронутые макияжем, мужчины с заросшими подбородками и заспанными физиономиями, чтобы подчеркнуть свое полное пренебрежение к любому проводимому в vip-клубе мероприятию. Кто-то даже шаркал домашними тапочками и допивал большой стакан молока.

Гудели разговоры; отовсюду слышался смех. Шныряли корреспонденты-иностранцы. Гости старались веселиться: восклицали, рассказывали анекдоты. Впрочем, кое-где звенели бокалами, договариваясь о каких-то сделках, о вечеринках в узком кругу. Женщины намекающе улыбались тем, кто помоложе. Откровенно подходили к незнакомым мужчинам и предлагали провести вечер вместе, несмотря на присутствие мужей. Некоторые (профессионалы, умеющие проникать на официальные всевозможные торжества) нагло выдавали себя за известных артистов, попсовых певиц или за сотрудников министерств. Они обступили столики. Возникли официанты, несущие подносы, уставленные стеклом с содержимым всех цветов и оттенков.

Зименков познакомил Морхинина и Лямченко со своей секретаршей – изящно одетой женщиной под тридцать. Назвал Лилей, предложил приложиться к шампанскому. Лиля была мила: тонко шутила, ненавязчиво кокетничала, иногда вступала в довольно серьезные разговоры по поводу музыки, эпатирующего театра, знаменитых писателей – то есть о тех, которых представляло телевидение. Ее обняла дружески «телевизионная» дама, подчеркнуто современная, беспардонная, назвалась Магдой и сообщила, что она полька, шляхтянка Сибор-Клеретская.

Морхинин и Лямченко поддерживали эту говорильню, обсуждали что-то политическое с Зименковым. Морхинин решил поднабраться, попробовать чего-нибудь экзотического со столов, чего потом никогда не поешь, а вообще смотреть кругом повнимательнее на всякий случай – может, пригодится.

– Ну чего, Валерьяша, еще по водочке с икрой? – спрашивал радушно Зименков. – А ты, Коля?.. Ребята! – позвал он официантов. – Сделайте нам маленький ужин за этим столом. – Он засунул в верхний карман белобрысого официанта и его напарника, с виду грузинистого, по сотенной зеленой купюре. – Быстренько! А мы пока послушаем.

На эстраде появился долговязый американец с обритым наголо черепом, с длинным унылым лицом и рыжими усами. Он закатал рукава мятой серой рубахи, перехваченной подтяжками штанов с заплатами, сел к роялю, придвинул микрофон. Для начала минут десять брал растопыренными пальцами грустно-гармоничные, потом грубые, нарочито нестройные аккорды.

– Из старого, под Глена Миллера… – забормотала восхищенно Сибор-Клеретская. – …под Пресли, под…

– А под себя когда начнет? – сострил Лямченко, налегая на виски, икру и крабов. Ему это музицирование было как кваканье лягушек в пруду.

– Да нет, это еще ничего, – возразил Морхинин, – хоть уши не режет… О, ну вот теперь задолдонил свой рэп хваленый… Наливай, Микола, а то тошно станет. Ваше здоровье, девушки!

– А правда, что длинный «сашовец» – мировая величина и вообще кумир модной публики? – обратился Лямченко к Зименкову.

– Ну да, – хмыкнул Зименков, – ему за это выступление пол-лимона баксов отвалят…

– Ритмы новых поколений… – умненько вставила секретарша Лиля. – Секс, успех и одновременно бесперспективность жизни. Космическая эра для избранных, ликвидация или дебилизация для остальных – вот содержание его импровизаций… Но главное, он сейчас внедряет откровенный призыв к оргазму. В этом его творческий поиск. Всякий, всякий половой восторг – традиционный, гомосексуальный, бисексуальный, оральный, лесбийский…