Паутина судьбы

Кругом бешено аплодировали, прерывая исполнителя. Вопли восторга, свист. Какие-то настойчивые обращения по-английски: видимо, просьбы исполнить то или иное сочинение. Впрочем, некоторые гости вели себя хладнокровно и разговаривали о чем-то постороннем.

– «Конжексьон», – проговорила шляхтянка с французским прононсом. – Удар, готовый разорвать сосуды! И чтобы кровь не хлынула от страсти, оргазм – любого вида!

Морхинин был уже достаточно пьян. Однако слушал эту галиматью молча, подливая себе и Лямченко желтое, противно пахнущее виски «Белый орел».

– Парни, не увлекайтесь, – сказал Зименков, красный и расстегнувший на груди рубашку. – Все впереди. Как говорили французские короли: «Сбереги себя для главной забавы». У нас еще весь вечер и ночные сауны…

– Эк, ты в Швейцарии-то набрался ума, – насмешливо вклинил ему Морхинин. – Не то что мы тут с либеральной революцией колупались…

– Юрий Иванович, вы бы тоже поберегли себя для процветания нашей фирмы, – засмеялась Лиля, слегка раздувая тонкие ноздри и многозначительно косясь на своего шефа, а заодно и на Морхинина.

Он внезапно почувствовал, что эта интересная особа, такая окультуренно-сдержанная в общении, на самом деле развратная и опытная, изощренная в глубоких ротациях этого бесстыдного мира.

– О, вот вы видите одну из самых известных див нашего телевидения! – провозгласила Магда Сибор-Клеретская, указывая куда-то. – Посмотрите, с шикарным негром в полосатом костюме, а сама вся в белом, с белокурыми волосами. Какая прелесть, какой вкус!

Молодая женщина, сопровождаемая темнокожим кавалером, приблизилась к тому месту, где обосновалась компания Зименкова. Магда протиснулась к ней в толпе. В эту минуту белокурая телеведущая, беседовавшая со своим спутником, почему-то с ним распрощалась. Магда что-то пылко начала ей объяснять и, взяв под локоть, повела к своим новым знакомым.

– Представляю вам, – слегка приседая, как японская гейша, замурлыкала Сибор-Клеретская, – очаровательную девушку, которую можно не представлять. Вы все прекрасно ее знаете: Оксана Клибернова. Прошу ее присоединиться к моим друзьям.

Зименков уже подавал Оксане пенящийся бокал сухого брюта и шептал на ухо комплименты. Секретарша Лиля и шляхтянка восхищенно стрекотали что-то по поводу ее элегантности и платья в духе осовремененного XVIII века.

Морхинин внимательно разглядывал блондинку, разрекламированную как образец светской красавицы. Но красавицей она не была ни при каких натяжках. Распущенные волосы с вытравленным естественным цветом висели как мочало. Далеко не идеальный нос и холодные серо-голубые глаза, лицо с тяжелым подбородком. Когда крупный рот с толстой нижней губой изображал улыбку, выбеленные зубы придавали ей выражение грызуна. Худощавая Оксана Клибернова не очаровывала мужчин ни бюстом, ни ногами и была чуть сутула. Словом, это холеное, экстравагантно одетое существо объявлять роковой дивой современности могла только не признающая никакой объективности телевизионная солидарность.

– Что же вы, Оксаночка, отшили такого привлекательного темнокожего бойфренда? – кокетливо спросила Магда, облизываясь с неким неприличным намеком.

– Это просто один из участников моей передачи для сексуально озабоченной молодежи, – спокойно ответила Клибернова не без высокомерия значительного лица российского телеэкрана. – А по поводу бойфрендов, якобы бесконечных в моей жизни, то все это жизнерадостный блеф наших рекламистов. По правде, добиться от меня половых восторгов, кажется, редко кому удавалось. – Заявление Оксаны, помимо всего прочего, показывало, что спиртоносные напитки уже достаточно отуманили ее прославленную, но не слишком мудрую голову.

– Я понял наконец, что представляет собой сущность известной всей стране Оксаны Клиберновой, – сказал пьяный Морхинин. – И я готов произнести в ее честь только что сочиненные мной стихи.

– Да? – удивилась Оксана. – Это круто.

– Давай, Валерьян, шарахни, – поддержал его Лямченко.

– Но может быть, позовем прессу? Телекорреспондентов? Зовите всех кого можно! – Клеретская замахала руками, призывая кого-то.

Возникли взлохмаченные парни с телекамерами, какие-то девицы в джинсах или шортах. Что-то сверкало мимолетными вспышками, что-то жужжало в руках репортеров. Кто-то выяснял повод внезапной толкучки. Кругом хихикали и лупили глаза молодые люди: «Что, что? Очередной скандал Оксаны?»

Наконец все заняли места по окружности, наплевав на корифея у рояля.

– Ща будет небольшой литературный скандальчик, – заявил, потирая ладони, Лямченко. – Валерьян, врубай.

Поставленным баритонально-басистым голосом обаятельный Морхинин прочитал, стоя напротив белой Оксаны:

Вы абсолютно неприступныДля провоцирующих спазм…Но если кто-нибудь взбодрится,Упрется, взбесится, внедрится,То в результате состоитсяВаш снисходительный оргазм.

– Браво! – восторгаясь, завопил бывший друг Зименков.