Паутина судьбы

Знакомство разведенной двадцативосьмилетней служащей и крепыша из девятого класса тоже смахивает на случай из жизни самого автора. Первая невыносимо сильная и чистая страсть, осторожная позиция партнерши, Москва семидесятых. И занятия греко-римской борьбой в секции «Спартака», преобразуемые фантазией в некие античные сцены. И удивительное знакомство с искусствоведом в Третьяковской галерее. И глупая ревность сверстника, от ножа которого спасает случайно оставленный в кармане пиджака толстый блокнот. И неожиданное чтение перед классом «Часто очи в даль морскую обращал я с этих пор…»[6]. И могучий верзила на расшатанной тахте в комнате возлюбленной, да нож, напрасно схваченный уже самим юным страстотерпцем… Расставание, ночь над Петровским бульваром, девушка в светлом плащике, и желтые листья осени…

Повесть была названа «Круглый заяц» и стала самой неудач ливой из всех, которые написал Морхинин.

А письмо из Италии на этот раз было ликующим.

«Я перевожу вам четыреста евро, чтобы вы могли присутствовать на презентации вашей книги, которая будет издана через три месяца, – писал Бертаджини. – Посылаю вам Editoriale Sometti – живописно оформленный каталог издательства «Сометти» за год, в нем крестиками отмечены книги которые появятся на полках магазинов уже в этом полугодии. Там будет и моя книга о молодом теноре Акилле Граффинья, певшем в России в XIX веке. Но главное in preparazione[7] роман «Проперций». Viva, viva! Владимиро Бертаджини сделал то, что обещал. Так что готовьтесь к вылету в Италию. Подробности следующим письмом. Arrividerci, mio caro amico».

Наконец наш герой почувствовал себя баловнем судьбы. И потому в прекрасном настроении постучал в кабинет главного редактора журнала «Московское известие» Василия Григорьевича Лебедкина. Месяцев пять назад Морхинин отдал лично ему свою повесть «Круглый заяц».

Лебедкин тогда объявил по телефону, что «Круглый заяц» ему понравился:

– Современной модной порнушкой слегка отдает… Нет, ты не обижайся, как говорится, с огоньком, с любовным пылом повесть-то. Все есть, но красиво. Без излишних подробностей. А с точки зрения стилистики прямо глотается без запинки. Я буду предлагать «Зайца» редколлегии на следующей неделе. Думаю, в следующем номере поставим.

– Спасибо, Василий Григорьевич, – искренне благодарил Морхинин. – Хоть и без гонорара, но в родном, как говорится, писательском журнале. Чисто для души. Если вам понравилось, то уж другим…

Недели и месяцы уплывали. Морхинин звонил Лебедкину по поводу «Круглого зайца». Тот все обещал, но странно тянул с публикацией. Наконец терпение Валерьяна иссякло, и он пришел в «Московское известие».

Обычно здесь толклись работавшие в журнале Селикатов, Вапликанов и Капаев с Дьяковым, не считая литературного секретаря Сербиенко. За большим столом восседал Лебедкин. Часто случались незапланированные выпивки, приходы гостей из сторонних московских редакций или из провинции. Забегали из других комнат литчиновники. Разгорались всякие политические и профессиональные споры. Словом, вне непосредственной работы с журнальными материалами это был настоящий клуб – шумный, сумбурный, не особенно выбирающий выражения, иногда взрывающийся хохотом, а иной раз – отборным матом.

Морхинин стукнул в дверь и, войдя, удивился тишине и траурному порядку в помещении редакции. За своим столом, как всегда, сидел сухонький Лебедкин почему-то с распухшим носом. Рядом, уперев левую руку в крутое бедро, изогнула приятный стан смазливая девица лет двадцати пяти. Прочие члены редколлегии отсутствовали.

– Здравствуйте, Василий Григорьевич, – сказал Морхинин, не обращая внимания на девицу, приняв ее за случайную посетительницу. – Я уж решил не звонить, не беспокоить вас больше по телефону. Думаю, зайду и выясню на месте, в каком номере пойдет мой «Круглый заяц». А то, наверно, сложности возникли и…

– Да, сложности возникли, – хрипловато проговорил Лебедкин, погрузив взгляд в груду печатной продукции на столе.

– А что такое? – забеспокоился Морхинин. – Моя повесть…

– Ваша повесть не удовлетворяет требованиям журнала ни с точки зрения качества, ни, тем более, содержания, – холодно и неожиданно заявила девица.

– Да. Я как-то не разглядел сразу… – пробормотал Лебедкин.

Морхинин даже вспотел от возмущения.

– К сожалению, Василий Григорьевич часто необоснованно обещает авторам принять их рукописи для публикации, – опять вмешалась смазливая девица.

Лебедкин что-то подтверждающее промямлил.

– А вы кто такая, чтобы делать мне заявления о моей рукописи! – разозлился Морхинин. – Я отдавал повесть главному редактору и хочу слышать объяснение от него, а не от вас.

– Я шеф-директор и заместитель главного редактора, – теперь уже упирая обе руки в бедра, сказала девица. – Меня зовут Инна Горякова, имейте в виду.

– Но члены редколлегии… – Морхинин не скрыл презрительного взгляда на съежившегося Лебедкина.

– Они здесь больше не работают, – отчеканила Горякова.