К вечеру первого дня, когда огненное колесо торжественно укатилось за кромку леса, дорога окончательно обезлюдила. Отряд ехал все также молча, бдительно посматривая по сторонам. Виконт Селеретто держался рядом, изредка кидая в мою сторону все те же косые взгляды. Когда мне окончательно это надоело, я плюнула на конспирацию и попробовала таки эмпатически проверить его эмоции, чтобы догадаться, о чем все-таки он сейчас думает? Чем ближе была ночь, тем сомнительнее мне казалась идея нашей совместной поездки. С сумерками всегда так, приходят мрачные мысли, и бороться с ними становится все сложнее, особенно, если они обоснованы. Лучше о возможных проблемах узнавать заранее, да? Ну, или наоборот, можно было попробовать внушить Лео немного благодушия. Так, на всякий случай.
Это вовсе не сложно. Вы когда-нибудь пробовали закрыть глаза и несколько минут вслушиваться в тишину? Пройдет совсем немного времени, когда сама ткань тишины начнет распадаться на отдельные нити едва слышных звуков. И с каждым ударом сердца эти звуки становятся все сочнее, гуще, заполняют ушную раковину, просачиваются в мозг. С эмпатией – похожая история.
Стоило
Лео, ехавший рядом, схватил меня за плечо, и наш маленький отряд остановился. Гвардейцы посматривали напряженно. Я теперь закрывалась наглухо, но держаться в седле уже не могла: в глазах темнело, а все тело била дрожь от ватной, предобморочной слабости. Ничего, спустилась кое-как.
– Простите… Минуту… – попросила я, сползая по высокому, тонкому дереву у обочины и пытаясь напиться терпким вечерним воздухом.
Во время этой вспышки, мне удалось уловить не только ужас, но и голод. Голод и злобу. Чудовище? Мертвецы, жадные до плоти, уже покинувшие стены города? Нет-нет, тут что-то другое… Тянущее. Зовущее, будто кто-то веревку накинул на шею и тащит в сторону леса. Вроде, эмпатия сработала, а вроде и не совсем. Слишком сильно, слишком болезненно, словно источник был прямо здесь, но ведь нет же. Странно…
– Ты как? – пробился, наконец, к моему сознанию голос Лео, похоже, он задавал этот вопрос уже куда больше, чем один раз. – Что происходит?
Он присел рядом, одной рукой держа меня за подбородок, а указательным пальцем другой нажимая на верхнюю губу чуть ниже носа – простейший способ привести человека в чувства при отсутствии медикаментов. Впрочем, он тут же убрал ладони, будто боялся, что я могу его укусить.
– Там, – ткнула я пальцем себе за спину, в сторону леса, – совсем недалеко.
Говорить пока получалось с трудом из-за сжимавшего ребра спазма, воздуха хватало только на совсем короткие рубленые фразы.
– Что? – не понял виконт.
– Там кого-то убили. Или еще убивают. Очень плохо.
– Ты-то откуда знаешь? – нахмурился он.
Гвардейцы поглядывали на нас удивленно. О них сейчас только так и можно было говорить – как о группе людей, а не об отдельных личностях, потому что реакция на происходящее, по крайней мере, внешне у всех была одинаковая.
– Эмпатия, – призналась я, – чувствую… такое.
– Мы не можем отвлекаться от основной задачи, – нарушая свою роль статиста, медленно проговорил молодой темноглазый брюнет по имени Георг – тот самый приятель Лео, с которым они перешучивались утром.
Похоже и верно, не просто подчиненный – хороший приятель, как минимум.
Само собой, не можете, у вас груз и приказ. Военные! А вот мне посмотреть стоит, как в себя приду. Вечер уже, темно, пойду под
«Давай, – фыркнул Лусус, – придумывай разумное подтверждение своему нездоровому желанию пойти
Он был прав. Фигуральная веревка на шее не просто тянула – дергала в сторону леса, как хозяйский поводок – расшалившегося щенка. Я попробовала отмахнуться – тело отреагировало вернувшимся головокружением и каплями холодного пота, стекающими по спине.
Ловушка? Но на кого? На проезжающих мимо эмпатов? Чушь. Не хочу туда! После этого враз стало еще хуже, и оранжевые кольца побежали уже перед глазами. Да что за тварь там может быть, с такой-то силой?
Ладно.